Ганс: «Нет, она сидела верхом и погоняла лошадь, щелкала кнутом. который раньше был у меня. Стремян у лошади не было, но Ханна ехала верхом. Папа, я вовсе не шучу!»
Что должна была означать эта бессмыслица, которую мальчик столь настойчиво повторял? На самом деле это вовсе не бессмыслица, а пародия – это месть Ганса отцу. Она должна означать приблизительно следующее: раз ты упорно думаешь, что я могу поверить в аиста, который в октябре будто бы принес Ханну, хотя я уже летом, когда мы уехали в Гмунден, заметил у матери большой живот, то я могу требовать, чтобы и ты верил моим вымыслам. Ведь что может скрываться за утверждением Ганса, будто бы Ханна уже прошлым летом ездила в коробке в Гмунден, как не осведомленность о беременности матери? А его рассуждения по поводу такой же поездки в следующем году отражают обычный способ, каким бессознательные мысли из прошлого проникают в сознание; или же он располагает некими особыми основаниями считать, что к ближайшей летней поездке мать опять будет беременна, и он опасается этого. Заодно мы узнаем, что именно испортило ему поездку в Гмунден, – это видно из его второй фантазии.
«Позже я спросил его, как, собственно говоря, Ханна очутилась в маминой постели после рождения».
Тут Ганс получает, что называется, возможность развернуться и вдосталь «подразнить» отца.
«Ганс: «Ханна только родилась. Госпожа Краус (акушерка) уложила ее в кровать. Она сама не умела ходить, конечно. Аист принес ее в своем клюве. Она еще не ходила. (Продолжает без остановки:) Аист подошел к двери и постучал; все спали, но у него был подходящий ключ; он отпер двери и уложил Ханну в твою кровать[169]; мама крепко спала; нет, аист положил Ханну в мамину кровать. Была ночь, аист очень тихо положил ее в кровать, он ступал бесшумно, а потом взял шляпу и ушел обратно. Нет, шляпы у него не было».
Я: «Кто взял шляпу? Может быть, доктор?»
Ганс: «Потом аист ушел, улетел домой, позвонил в дверь, и все в доме перестали спать. Но ты этого не рассказывай ни маме, ни Тине (кухарка). Это тайна!»
Я: «Ты любишь Ханну?»
Ганс: «Да, очень».
Я: «А чему ты больше бы обрадовался – чтобы Ханны не было или что она есть?»
Ганс: «Чтобы ее не было».
Я: «Почему?»
Ганс: «Ну, тогда бы она не кричала так громко. Терпеть не могу ее крики».
Я: «Вообще-то ты и сам кричишь».
Ганс: «Да, но Ханна кричит громче».
Я: «Почему ты терпеть не можешь ее крики?»
Ганс: «Потому что она кричит очень громко».
Я: «Но ведь она совсем не кричит».
Ганс: «Когда ее шлепают по голой попе, она кричит».
Я: «Разве ты ее шлепал?»