Я: «А что бы ты сделал с мамой?»
Ганс: «Тоже брал бы ее в Лайнц».
Я: «А что еще?»
Ганс: «Ничего».
Я: «Так почему же ты ревнуешь?»
Ганс: «Не знаю».
Я: «А в Гмундене ты тоже ревновал?»
Ганс: «В Гмундене – нет. (Это неправда.) В Гмундене у меня было все свое – и огород, и дети».
Я: «Помнишь, как у коровы родился теленок?»
Ганс: «Конечно! Его привезли на тележке. (Это, наверное, ему рассказывали в Гмундене; перед нами новый удар по истории с аистом.) А другая корова выжала его из своего зада». (Это уже результат моего разъяснения, которое он хочет привести в соответствие упоминанием о тележке.)
Я: «Зачем придумывать, что его привезли на тележке, ведь он вышел из коровы, которая была в стойле».
Ганс возразил – мол, он сам видел утром тележку. Я указал, что он, скорее всего, слышал от кого-то, что теленка привезли на тележке. В конце концов он был вынужден смириться: «Наверное, Берта рассказывала. Или наш хозяин. Он сам видел, дело-то было ночью. Значит, все так, как я тебе говорю. Думаю, никто мне не рассказывал. Я придумал это ночью».
(Если не ошибаюсь, теленка увезли из стойла на тележке; отсюда и путаница.)
Я: «Почему ты не говоришь, что его принес аист?»
Ганс: «Это скучно».
Я: «Но ведь ты думал, что Ханну принес аист?»
Ганс: «В то утро (когда родилась сестра) я так и думал. Папа, а герр Райзенбихлер (наш домовладелец) был при том, как теленок выходил из коровы?»[176]
Я: «Не знаю. Ты сам как думаешь?»
Ганс: «Я думаю… Папа, ты часто видел у лошади что-то черное вокруг рта?»
Я: «Много раз видел на улице в Гмундене[177]. Кстати, скажи-ка, ты часто приходил там в мамину постель?»