Ганс: «Да».
Я: «И воображал себя папой?»
Ганс: «Да».
Я: «Тогда ты начал бояться своего папочки?»
Ганс: «Ну да, ты же все знаешь, а я ничего не знал».
Я: «Когда Фрицль упал, ты подумал: «Вот бы папа так упал»; а когда барашек тебя боднул, ты подумал: «Вот бы он папу боднул», так? Помнишь похороны в Гмундене?» (Это первые похороны, которые видел Ганс. Он часто вспоминает о них – несомненно, заслоняясь от мрачных впечатлений.)
Ганс: «Да, и что с того?»
Я: «Ты подумал тогда, что, если бы твой папа умер, ты занял бы его место?»
Ганс: «Да».
Я: «Каких повозок ты до сих пор боишься?»
Ганс: «Перед всеми».
Я: «Зачем ты меня обманываешь?»
Ганс: «Пролетки, кареты и повозки с людьми, одноконные и двуконные, меня не пугают. Конок и груженых повозок я боюсь, только когда они нагружены, а когда они пустые, не боюсь. Когда повозка нагружена доверху и при ней одна лошадь, я боюсь, а когда впряжены две лошади, не боюсь».
Я: «Ты боишься конок потому, что в них много людей?»
Ганс: «Потому, что на крыше много поклажи».
Я: «А мама, когда у нее появилась Ханна, тоже была нагружена?»
Ганс: «Мама будет опять нагружена, когда снова заведет младенца. Он же будет расти там, у нее внутри».
Я: «А тебе бы этого хотелось?»
Ганс: «Да».
Я: «Ты же говорил, что не хочешь, чтобы у мамы появился еще один младенец».