Услышав это, князь побледнел.
– Даже в худшем случае, – сказал он, – королева меня защитит.
– Не знаю, – ответил Судзивой, – но могу гарантировать то, что королева очень недовольна вашей милостью. Можете держаться сколь угодно долго, в конце концов попадёте в мои руки – это неизбежно.
Белый пытался ещё улыбнуться, но его наполовину нарисовавшаяся улыбка сменилась выражением грусти, прежде чем расцвела. Судзивой стоял и говорил дальше:
– Верьте мне, князь, даю вам рыцарское слово – хочу вас спасти, а иного спасения не вижу, чем смирение и обращение к милости и прощению короля.
Белый вскочил со стула.
– Но я хочу, я должен иметь мой удел, – воскликнул он. – То, что Казимир мне заплатил за него, было издевательством, не ценой. Мне принадлежит Гневков, Казимир был ко мне враждебен, я был вынужден убегать от его гнева. Удел принадлежит мне.
– Не отрицаю, что и негодование, и кое-какое право вы можете, князь, иметь, – сказал Судзивой, – но легче приобретёте сочувствие и милость, когда захотите попросить, когда взовёте к сердцу короля, не провоцируя его. Он сильный, его это обижает… Король Венгрии, Далмации и Польши всё-таки в силах победить вас, а если не применяет всей силы, то потому только, что слишком уверен в ней.
Белый опёрся на руку и задумался.
– Рассудите, ваша милость, рассчитайте, что лучше, – прибавил Судзивой. – Я вынуждать вас не хочу, не могу, но прошу, чтобы вы сжалились над собой.
– А вы мне ручаетесь за короля? Он отдаст мой Гневков? – воскликнул вдруг Белый, поднимая глаза.
– Я гарантирую только то, что всеми своими силами буду поддерживать ваше дело, – проговорил Судзивой. – Мне ничего не поручили; то, что делаю, делаю от собственного сердца и побуждения, король об этом не знает. Я использую всевозможные средства, чтобы вымолить у Людвика прощение.
– Прощение! – подхватил обиженный князь. – Но я ни милости, ни прощения не требую – хочу справедливости!
– У короля свой закон, – ответил Судзивой. – Он не отобрал у вас Гневкова, он перешёл по наследству от Казимира. Он вас не обидел, но может быть милостивым и достаточно добрым.
Лицо князя нахмурилось.
– Верь мне, воевода, – сказал он, – если так мы будем говорить, ничего не добьёмся.
– Меня это будет угнетать, – сказал Судзивой, – иначе я не могу.
Беседа на мгновение прервалась, воевода налил кубки, подал один князю, а, увидев, что, поднося к губам свой кубок, Белый колеблется, словно чего-то в этом напитке боялся, он гордо улыбнулся.
– Я сам пью, – сказал он обиженно, – поэтому, князь, у тебя есть доказательства, что не подаю тебе яда, а кубками мы можем обменяться.
Белый покраснел, смешался и тут же выпил поданный кубок.