Всё, что делалось у Белого князя, сначала шло к Фриде Бодчанке, и только через неё доходило до него.
Князь сидел по целым дням в избе, одетый по-рыцарски и старательно, слушал, что она ему говорила, опьянялся этим, разогревался – и послушно шёл туда, куда она ему указала.
В этот день под вечер мы находим его также в каморке Фриды, которая охотно держала при себе князя, из страха, чтобы, предоставленный самому себе, он не сменил настроения.
Попеременно напевая ему рыцарские песни, рассказывая истории героев и счастливых завоевателей государств и королевств, смеясь над ним, принося ему иногда приукрашенные и не совсем правдивые посольства из Польши, Фрида умела его разогревать так, чтобы не потерял охоту к новому труду. Обещала ему неминуемый успех.
Побуждённый ею князь, уже не только в него верил, но опережал его смелыми надеждами.
Послушный этой женщине, которую он считал своей наречённой, без которой не мог жить, как он говорил, громко объявлял, что женится на ней; что готов идти сам просить о том папу.
Фрида первая обдумала захват Золоторыи, строя его на неосторожности и пьянстве Кристина. У неё там были уже свои люди, связи, подкупленные солдаты в гарнизоне, который должен был отворить ворота.
Глядя на них, когда они были вдвоём в этой комнате Фриды, на него, облокотившегося на удобное сидение, побрякивающего на цитре, уставившегося на потолок, играющего или с её чётками, брошенными на столе, или её забытой каёмкой, разговаривающего о будущем, словно сказку складывал, и на неё, энергично двигающаюся, отвечающую кратко и резко, глядящую на него сверху, можно было подумать, что он был переодетой женщиной, а она мужчиной.
Белый обожал её всё больше, хотел подняться в её глазах, потому что она его часто донимала насмешками, дабы побудить к действию.
В этот день Фрида на минуту вышла из своей каморки, потому что её часто звали. Была беспокойной и раздражённой. Однако на вопросы князя она не хотела отвечать, потому что обычно скрывала от него всевозможные трудности и маленькие неудачи, чтобы его ими не разочаровывать.
Во время её отстутствия Белый погружался в мысли, хмурился. Не любил быть наедине с собой, так как его охватывали плохие предчувствия. Ему всегда нужен был кто-то, кто бы раздувал гаснущий огонь.
Меньше всего полезным для этого был Бодча, малоразговорчивый и отяжелевший, развлекающий будущего зятя предложением взять кубок, без которого сам обойтись не мог. Ульрих, Доброгост или Фрида были ему куда милее, а в недостатке их хотя бы Бусько, который либо пел, либо смешил его, или слушал нелепости, которые тот рассказывал.
Чуть дольше предоставленный сам себе, князь начинал скучать и находил, что напрасно хотели подвергать его новым опасностям.
Он думал, что если бы поехал в Буду, к племяннице королевы, там гораздо больше и легче мог бы сделать, чем то, что приказывали ему добывать таким трудом. Эти мысли уже полностью начинали его охватывать, когда дверь с грохотом отворилась и победным шагом, с песенкой на устах вошла Фрида.
Она подбоченилась, приняла мужскую позу и, встав напротив князя, воскликнула:
– Ну, пробудитесь! Видите, что я вам добрую весть принесла!
Князь, который небрежно растянулся на сидении, вскочил.
– Добрую? – спросил он.
– Да, потому что я только хорошие вам всегда приношу. Это вы уже должны знать.
Не говоря ничего, князь ждал исполнения обещанного. Фрида смотрела на него с подобием жалости.