Собрание сочинений

– Ничего себе, как ты похож на Аббе. – Сесилия согласилась. И она, и Густав были белокожими, от солнца у них только волосы выгорали.

После обеда Сесилия мыла посуду, после чего они шли к морю. Можно сказать, что она ввела эту традицию. Мартин никогда раньше не встречал человека, который любил бы море так же сильно, как Сесилия, кроме, разве что, Аббе, хотя отец, впрочем, предпочитал оставаться на поверхности воды, а не под ней. Сесилия прыгала со скалы и заплывала так далеко, что её голова превращалась в маленькую точку. Возвращалась кролем и, выходя на берег, щурилась от солнца.

– Зачем так далеко заплывать? – взывал Густав. – Вдруг у тебя сведёт ногу или ещё что-нибудь.

Она уверяла, что в бассейне отеля в Аддис-Абебе у неё был отличный тренер.

Густав же проводил время на берегу, не снимая рубашку и читая Сименона под тенью зонтика, бледные ноги он зарывал в песок и забывал о сигарете, которую держал между пальцами. Перед уходом подбирал изрядное число собственных окурков и выбрасывал их в ближайшую урну с комментарием:

– Один – ноль в пользу права свободного доступа граждан к природе.

На самом деле Густав всё лето читал одну и ту же книгу и, как только ему попадалось незнакомое слово, спрашивал у Мартина, и происходило это каждые пять минут.

– Что, собственно, означает langoureux? Брось персик, пожалуйста? Смотри, настоящая тётка с Ривьеры. Чёрная, как автомобильная шина. А неплохо было бы сейчас выпить пастиса, как считаешь?

Как и сомневающийся герой «Дней в Патагонии», Мартин поставил себе цель внимательно прочесть Гомера; у него возникла идея, что главный герой «Сонат ночи» может выступать как современный наследник Одиссея. Тогда, разумеется, придётся прочесть ещё и Джойса.

Мартин раскрыл карманное издание Гомера и перевернулся на живот.

– Предполагаю, это что-то вроде «душещипательный», – сказал он, бросая Густаву тёплый от солнца персик, который тот поймал обеими руками, не выпуская сигарету изо рта. – Серьёзный писатель не должен и близко подпускать такие слова к своему тексту.

– Тогда тут допущена ужасная ошибка. Звони комиссару Мегрэ.

Мартин рассмеялся. О берег бились волны, в небе кричали чайки. По бухте прокатилась лодочная сирена.

– Где она? – спросил Густав. – Ты её видишь?

– Вон она, там! Уже возвращается. А тебе пора увеличить диоптрии в очках.

– В гостинице же есть бассейн! Против акулы у неё не будет ни малейшего шанса.

– Здесь нет никаких акул, Густав.

Но облегчение, с которым Густав встречал каждое появление её головы над поверхностью моря, было очевидным.

По вечерам они играли в карты и смотрели кино, если его показывали по TF1. Когда Сесилии надоедали дублированные диалоги, она придумывала собственные реплики и произносила их на разные голоса. Таким образом Джефф Бриджес в «Кинг-Конге» всё время говорил с немецким акцентом, а Джессика Лэнг на далекарлийском диалекте шведского, плохо сочетавшемся с её воплями, а ещё все персонажи версии Сесилии имели чёткую позицию в вопросе отношения западного мира к африканским колониям.

Но чаще всего они подолгу сидели после ужина за столом под лимонным деревом. Тёплыми ночами в свете пары оплывающих стеариновых свечей и под пение цикад разговаривали, курили и пили вино. Однажды, предполагая, что неисчерпаемым источником алкоголя служит винный погреб, Мартин не удержался от вопроса, обязаны ли они восстановить все запасы перед тем, как уедут.