Собрание сочинений

22
18
20
22
24
26
28
30

– Алло? Ты слышишь?

– Что? Да… слышу. Что ты сказал?

– Я спросил, как Сисси и дети?

– Хорошо. Прекрасно.

– А Ракель далеко? Я не прочь послушать последние новости из мира динозавров.

– Динозавры, кажется, в прошлом.

– Господи, она скоро станет подростком.

– Ей девять.

– Вот и я о том же. Ещё четыре года и будет тайком курить за школой и встречаться с парнем на мопеде.

– Это, пожалуй, не про Ракель…

– Все, друг мой, так говорят. Все. Но серьёзно, она там?

* * *

Дни шли своим чередом. Завтрак, одевание. Детский сад, школа. Не забудь мусор. На работу. С работы. Приготовление еды, уроки. Детская программа по телевизору, ванная. Полистать газету, посмотреть новости. Немного почитать в постели. Октябрьскую листву тем временем сбили дожди и наступил ноябрь, серый, слякотный, погруженный в сумрак. Машины катились по лужам, в трамваях было влажно, в окнах появились подсвечники, а Ракель заболела ангиной. Все помнили прошлогодние снегопады, и Мартин вместе с детьми надеялся на что-то похожее: на то, что всё вокруг укутают снежные объятия и мир станет новым и чистым.

У него снова появилось желание писать. Он забыл, когда чувствовал это в последний раз. Мартин отложил проект Уоллеса и, распрямив спину, встал у стола.

СИНОПСИС. Главный герой, мужчина средних лет, имеющий отношение к культуре (драматург, режиссёр?) ведёт рутинную семейную жизнь с женой (культурологом?) и детьми. (Или, возможно, у них ещё нет детей. Наличие детей, разумеется, влечёт за собой определённые моральные сложности.) Мужчина занят постановкой [пьеса], на одну из ролей пробуется женщина, мистическим, магнетическим образом притягивающая режиссёра. Сначала он пытается убедить себя, что дело в её драматическом даровании, но вскоре понимает, что там скрывается и нечто иное. Жизнь, которую он строит с женой, распадается и рушится.

Классическая история, разумеется, но в его тексте будут напряжение и нерв, как в фильме нуар, как в триллере. Он будет писать в чёрных и тёмно-красных тонах. Единственная проблема заключалась в том, что он не вполне представлял, чем всё закончится. Развязка, которая прельщала его: всё хорошо, режиссёр и актриса остаются вместе – была маркёром самого низкого литературного качества (если не его полного отсутствия).

Он писал около часа, потом присел, посмотрел в окно, но не увидел ничего, кроме собственного отражения.

На уроках философии в гимназии они когда-то обсуждали вопрос: если в лесу падает дерево, но этого никто не слышит, это звук?

Если никто никогда не узнает о событии Икс, можно ли сказать, что событие Икс случилось? Мартин клялся, что Сесилия никогда ничего не узнает. От этого он её защитит. Его почти растрогала собственная решительность. Ведь люди изменяют кстати и некстати. В литературе полно измен. В фильмах все постоянно ходят налево. Да, обычные люди это не афишируют, но это не значит, что этого нет. Это, наверное, случается даже чаще, чем можно предположить. И жизнь идёт дальше. И необязательно всё заканчивается как у Эммы Бовари или Анны Карениной, и даже не как у Гарпа и Хелен Хольм [221].

Возможно, даже Сесилия…

От этой мысли он сразу начал задыхаться. Сесилия и кто-то из докторантов. Или из её бывших однокурсников. Или Макс с его немецкими переводами. Хотя Максу, конечно, всего двадцать четыре или двадцать пять. Профессора и доценты опаснее. Он попытался представить людей, о которых она рассказывала, и тот факт, что все они всегда оставались в тени, положение только ухудшал. Несколько дней его мучили видения. Сесилия всегда интересовала мужчин больше, чем мужчины интересовали Сесилию. Опасная для жизни комбинация. Она легко могла оказаться в ситуации, которую по собственным непостижимым причинам ей захочется довести до конца.