Собрание сочинений

– Хочешь посмотреть телевизор?

– Я хочу есть, – ответил тот.

Мартин надел к пижамным штанам первую попавшуюся футболку и посадил Элиса себе на бедро.

Проходя мимо лестницы по пути на кухню, он громко её окликнул. Ответа не последовало.

– Мама наверняка на пробежке, – сказал он Элису. – Иди на кухню, я сейчас приду. – Элис рыбкой выскользнул из рук.

В кухню медленно пришла сонная, со всклокоченными волосами Ракель. Мартин приготовил омлет и манную кашу. Ракель напомнила, что у неё сегодня матч.

И только после того, как Элис с его привычной обстоятельностью позавтракал и сел у телевизора смотреть детскую передачу, Мартин почувствовал раздражение. Она могла хотя бы записку оставить. Это очень похоже на Сесилию – свалить в утреннюю одиссею, наплевав на то, что другому (то есть ему) приходится отвечать за завтрак и одевание. Он надеется, что она хотя бы пойдёт с Ракелью на этот матч. Он надеется, что она вот-вот появится в прихожей, потная и извиняющаяся. Он надеется, что ему не придётся упоминать о том, что она испортила ему утро.

Мартин выпил две чашки кофе и от начала до конца прочёл газетную колонку о культуре. Когда он дошёл до кинорецензий, часы показывали десять.

Сначала он долго распалялся, готовя справедливо сердитую речь на тему Ответственность и Коммуникация. Вспомнил все случаи, когда она исчезала, не предупредив, а потом удивлялась, что он беспокоился. «Я не думала, что ты заметишь», – сказала она однажды, словно была невидимкой, которая может приходить и уходить, когда ей вздумается. Она впадала в отчаяние, когда он сердился. И сейчас, чёрт возьми, опять – ушла и ни ответа ни привета, даже записку не оставила, а ведь секундное дело – написать, где ты находишься, и речь, в общем, не об этом, а о том, что ей даже в голову не придёт, что такое нужно сообщать мужу, но нет, рассеянный доцент Сесилия Берг где-то бегает, витая в небесах, поскольку слишком умна для того, чтобы провести субботнее утро с семьёй.

Он накидал полную корзину белья для стирки, главным образом, чтобы был ещё один повод для упрёка. С каждой минутой ожидания её шагов он приближался к эпицентру тревоги.

К этому времени она не могла не вернуться.

Кофе, уже четвёртая чашка, был безвкусным. Трескотня детской передачи доносилась как будто издалека. (Обычно Элису не позволялось так долго смотреть телевизор.) Может, она встретила кого-нибудь знакомого и… зашла на чашку кофе? Может, что-то с её родственниками и ей пришлось срочно уехать в Стокгольм… но тогда бы она сообщила.

Он пришёл в гостиную и выглянул в окно проверить, что с машиной. Она стояла там, где всегда.

– Где мама? – спросила Ракель.

– Я не знаю, – прошипел он.

Мартин оделся, застелил постель, почистил зубы, помыл посуду, оставшуюся после завтрака, и, замерев у окна, не мигая, смотрел на растущий у дома клён. Потом он попросил Ракель пять минут присмотреть за братом и закрылся в спальне с телефонным каталогом.

Он обзвонил три городские больницы: Сальгренска, Остра и Мольндальс. Нет, подходящих под описание пациенток у них нет. Мартин не понял, что он почувствовал: облегчение или тревогу.

Он позвонил в полицию и поговорил с уставшей женщиной-оператором, которая, похоже, не осознавала всю серьёзность ситуации.

– Когда, вы говорите, она ушла?

– Утром.