— Да и у меня, не скрою, было такое желанье, — вздохнул Бисин. Помолчал, спросил опять: — Эй, Солдат… ну, а если мы выживем, то как дальше-то будет?
Солдат Иван, разумеется, ждал такого вопроса — его тоже заботили мысли о том, что делать дальше с Бисином.
— Хотел было в суд на тебя подать… Чтоб там разобрались что да к чему…
— Но прежде-то чем судиться, надо еще на ноги встать! — усмехнулся Бисин.
— В том-то и дело, язви тя в корень.
— Стало быть, изменил ты свое решение?
— Изменил…
— А как, ежели не секрет?
— До возвращения мальцов наших погожу, помолчу. Не тебе, а им расскажу…
— Что? — голос Бисина дрогнул.
— Говорю, не расспрашивай, — отмахнулся Иван.
— Неужто думаешь, что слово твое меня больше ранить может, чем пуля?
— Это как знать… Но обо всей твоей жизни злодейской, Бисин, я расскажу Вадиму.
— Нет, не скажешь. Не сделаешь, не посмеешь… — пробормотал Бисин.
— Посмею. Пусть твой внук тебя судит. Пусть он приговор выносит.
— Лучше убей меня… но мальчонку не трогай! Не говори… — прохрипел Бисин. — Пускай мое со мной уйдет — в могилу…
— Я расскажу, — не отступался Солдат Иван. — Расскажу, коли хватит на то моих сил. Чтобы остеречь его, пока не поздно… Пусть знает…
Солдат Иван вдруг изошел стоном, голова его откинулась, подбородок заострился. Было слышно в тишине избушки, как он скрежещет зубами, пытаясь превозмочь боль.
На улице раздался ликующий лай собак: Сюдай и Султан встречали юных хозяев.
Ребята зашли в избушку, бросились каждый к своему деду.