Тропинка в зимнем городе

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что, дедушка, больно? Лежать неловко? — спрашивает Ваня, склонясь над ним.

— Ничего, пройдет… — опамятовался дедушка. — Должно, ворохнулся неладно.

Осторожно переходили ложбину Черного ручья, утыканную травянистыми кочками. Сам ручей пришлось гатить, хорошо, что Ваня догадался положить на носилки, к дедушкиным ногам, топорик, обычно крепящийся к лазу, — нарубили веток.

Скоро ли, долго ли, но добрались до Тяновой избушки без особых приключений.

Едва опустили носилки под кедрами, Ваня сразу же бросился отворять дверь в сенцы — ведь чего только не пришлось передумать о заброшенном чибуке. А тот — вот он, живой, как только почуял солнечный свет, сам резво затопотал к улице, и не затем, чтобы сбежать, а наоборот — потерся о Ваню: проголодался небось, просит поесть, как у матери. Ваня погладил мягкую шерстку, сказал ласковое слово. Вадим удивленно смотрел со стороны на лосенка, потом подошел и тоже начал гладить его. Чувствуя под ладонью живое тепло, мальчик смягчился, сердце наполнилось жалостью. Подумал: «А ведь засек бы бегущим по лесу — подстрелил бы, конечно… Азарт сильнее жалости…»

Ваня зашел в сенцы и увидел, что короб, в котором была вода, пуст — не столько выпил, неумеха, сколько разлил. И траву да мягкие хвойные кисточки съел. Брюхо, видать, и впрямь жить научит…

Сюдай тоже приблизился к чибуку, свесив язык, помахивая хвостом, будто прося извинения за вчерашнюю нелюбезность: олан-вылан, как поживаешь, а мы даже соскучились по тебе… Лосенок, совсем не страшась, боднул его горбатым носом, шаля, приглашая играть, не понимает еще, дурашка, какой клыкастый и опасный зверь этот Сюдай.

Старого снайпера внесли в избушку, уложили на нары.

На улице, под кедрами, где, как гласила легенда, покоилось тело древнего коми охотника Тяна, Вадим, переводя возбужденное дыхание, сказал Ване:

— Постой… Теперь давай решим. Надо ли приносить сюда и моего деда?

— А что? — спросил Ваня, хотя догадался сразу, о чем пойдет разговор.

— Вместе — не случится ли худа?

— Не знаю… — Ваня тоже засомневался.

— Вряд ли они помирятся…

— Да-а… А сам ты как думаешь, Вадим?

— Я — опасаюсь. Дед наш резкий очень, заводной. Не привык никому уступать… всякое может случиться… Я думаю: не лучше ли нам с дедом остаться пока в шалаше?

— Вот задача-то, попробуй сам решить либо заглянуть в ответ… — размышлял Ваня. — А знаешь что, давай спросим у дедушки, как быть?

Солдат Иван, не колеблясь, сказал, что Бисина тоже нужно перенести сюда.

Почти полдня ребята снимали старикам повязки, накладывали новые, свежие. Осторожно, смягчая ваткой, смоченной спиртом, они отторгали от закровенелой плоти смазанные пихтовой смолой берестинки. Раны, слава богу, не загноились, а наоборот, даже чуть затянулись, особенно у Ваниного деда. Да и с виду Солдат Иван казался живее и бодрей. Может, Бисин был ранен серьезней — пуля вроде бы угодила пониже и сильней ожгла его легкие. А может, думы его были куда более тяжки и унылы, чем у Ваниного деда, это и мешало выздоровлению, — ведь бывает, что человек и просто от горестных мыслей хиреет, а тут еще рана…

Растолкли таблетки стрептоцида, присыпали смазанные йодом раны, прикрыли ватой, проложенной меж двух бинтов, бинтами же туго перевязали. Все это Вадим достал из аптечки.