— Правду говоришь, Солдат?
— Зачем мне неправды сказывать.
— А ведь и у меня ненависть к тебе приугасла…
— Ну и добро, коли так.
— Однако, может быть, ненависть моя убавилась оттого, что в жизни я не дюже перед тобой в долгу остался?
— Если все счесть, то изрядной ценой расплатился.
— И ты не поскупился, Солдат. Ни ты сам, ни твои указчики…
— Какие такие указчики, Бисин? Я не по указке жил, а по совести.
— Будто все делал по своей воле?
— Точно. И думой и делом старался ради людей да лучшей жизни.
— Дураком был — дураком и остался! А жизнь-то своим законам следует. Без вмешательства таких умников, как ты. И всяк из нее берет, сколько умеет и может… А такие доброхоты, как ты, только себя и других путают.
— Слыхивали мы эти басни.
— Эх, Солдат, тебе и во сне не снилась такая сладкая жизнь, что мне выпала. Пожил я в свое удовольствие, ничего не скажешь… Как ни норовили вы меня растоптать, не вышло…
Солдат Иван ничего не ответил на это, лежал молча.
Бисин снова подал голос:
— И все же, хоть убей, не могу я понять тебя, Солдат… Как можно лезть под пулю из-за какого-то паршивого лося? Другое дело, если бы, скажем, защищая свой дом, свое имущество. А тут — тьфу! Не понимаю.
— Ты, Бисин, по иному уставу живешь, — ответил Солдат Иван. — Весь свой век ты за себя лишь бился да злобствовал. Где уж тебе меня понимать?
— Хотелось бы — да не могу, хоть убей.
— Довольно уж об этом, Бисин!
— Ну, ладно-ладно…