Так, писатель Н. А. Александров в своей книге «Татары» пишет: «Самая настоящая порода татар сохранилась в Крыму и в Сибири, в Томской и Тобольской губерниях. Всех татар Сибири насчитывается до девятисот тысяч, но они располагались по всей Сибири и существуют под разными названиями, точно также, как есть там и кочевые, и оседлые, есть и магометане, и христиане, и язычники. Одни татары именуют себя качинцами, другие сагайцами, третьи кайбалами, а затем каргосами, аритами, сайотами; и одни из них, вследствие близкой жизни с монголами и манжурами, омонголились и оманжурились, иные, в местах возле якутов, оякутились, там опять у них явилось много общего и по наружности, и в нравах, и в одежде с их соседями калмыками; на иных же заметно сильное влияние соседей самоедов, остяков; а татары, живущие в Томской губернии по низовьям реки Чулыма, совсем обрусели и забыли даже свой родной язык. Но в той же Томской губернии, а также в Тобольской и отчасти в Енисейской они сохранили свой прежний облик и до сих пор свой самостоятельный образ жизни. Сибирские татары весьма схожи с казанскими и по наружности, и по характеру, и по своей деятельности»[206],[207].
Одним из важных источников по этнической истории мишарей являются исторические предания, зафиксированные среди них с конца XVIII в. К сожалению, далеко не все они точно документированы (относительно места записи). Тем не менее, они представляют значительный интерес. В первую очередь такие предания бытовали, видимо, среди потомков мурз и князей. Повышенная концентрация последних была характерна именно для районов проживания чокающих мишарей, что отчетливо видно по материалам ландратской переписи 1715 г. Неудивительно, что для указанных районов М. Г. Сафаргалиев смог собрать многочисленные свидетельства (в том числе и генеалогические записи) о переселении золотоордынских феодалов в зону позднейшего проживания темниковских мишарей.
Некоторые ученые полагают, что турки происходят от крымских татар, и это мнение принимает также греческий историк Лаоник Халкакондилас, утверждая его на разных, весьма вероятных, предположениях. Сюда принадлежит, во-первых, само название, ибо слово турок значит пастух, или человек, ведущий кочевую и дикую жизнь. Так действительно и называли всегда скифских татар, между тем как греки именовали их скифские пастухи. Второе, принимаемое им основание то, что турки (в его время), жившие в Малой Азии, именно в Лидии, Карий, Фригии и Каппадокии, говорили на том же языке, каким говорили татары, обитавшие между рекой Танаисом, или Доном, и Сарматией, которые (как очень хорошо известно) суть самые эти татары, называемые крымскими. Даже теперь народный турецкий язык не намного отличается от языка татарского. Третье доказательство то, что турки и крымские татары весьма близки между собой как по вере, так и по промыслам и никогда не нападают друг на друга, кроме того, что турки (со времен Лаоника) завладели некоторыми городами по берегам Евксинского моря, которые прежде принадлежали крымским татарам.
Дж. Флетчер писал в своем труде: «Еще есть разные другие татары, обитающие на границе России: ногайцы, черемисы, мордва, черкесы и щелкалы, которые отличаются от крымских татар более названием, нежели управлением или чем-либо другим. Исключение составляют одни черкесы, примыкающие к юго-западной границе со стороны Литвы, которые гораздо образованнее прочих татар, собой весьма красивы и благородны в обращении, следуя в этом обычаям польским. Некоторые из них подчинились королям польским и исповедуют христианскую веру. Нагайцы живут к востоку и почитаются лучшими воинами изо всех татар, но еще более других дики и свирепы. Черемисские татары, обитающие между русскими и нагайцами, разделяются на луговых (т. е. живущих в долинах) и нагорных, или жителей гористых мест. Последние очень много беспокоили русских царей, которые по этой причине остаются теперь довольными тем, что могут покупать у них мир, платя их мурзам или дивей-мурзам, т. е. начальникам их племен, ежегодную дань русскими произведениями, за что они со своей стороны обязаны служить царю в предпринимаемых им войнах на некоторых известных условиях. Говорят, что они справедливы и честны в своих поступках и потому ненавидят русских, коих почитают вообще лукавыми и несправедливыми. На этом основании простой народ неохотно хранит с ними договоры, но мурзы, или князья, за получаемую с них дань, удерживают его от нарушения условий.
Самыми грубыми и дикими почитаются татары мордовские, которые как своими обычаями, так и странным образом жизни отличаются от всех прочих. Что касается до их религии, то хотя они признают единого Бога, но поклоняются, как Богу, каждому живому существу, которое прежде всего встретят утром, и клянутся им в продолжение целого дня, что бы то ни было: лошадь, собака, кошка или другое какое животное. Если у кого из них умрет его приятель, то он убивает своего лучшего коня и, содрав с него шкуру, несет ее на длинном шесте, впереди покойника, на кладбище. Это они делают (как сказывают русские) для того, чтобы у приятеля был добрый конь, на котором бы он мог доехать на небо, но вероятнее в знак любви, которую оставшийся в живых питает к своему умершему другу, желая, чтобы вместе с ним умерло и самое дорогое для него животное»[208].
Миграционные процессы были особенно интенсивными среди волго-уральских татар. Активное переселение татар из Среднего Поволжья в Приуралье началось после ликвидации Казанского ханства и достигло своего пика в первой пол. XVIII в. Судьбы татар-мишарей и других «иноверцев» в условиях господства православной церкви в государстве решались односложно: они не только подвергались насильственному крещению, но и испытывали огромное влияние превосходящего русского населения. Кроме того, причины миграции татарского населения были связаны с усилением социально-экономического гнета.
Так, основание на территории Пензенской губернии ряда городов и строительства цепи укрепленных линий внесли в жизнь татар Темниковского и Краснослободского уездов резкую перемену. Указом 1636 г. на р. Буртас основывается Керенский острог. Керенская крепость на «польской украйны» или границе Дикого поля должна была прикрывать юго-восточные подступы к Москве от набегов кочевников. В мае 1639 г. Приказом Казанского дворца сюда направляются 50 верстанных татар из города Кадома на новое место службы. Позднее возникают два Ломова, Инсар и Саранск. По валам и засекам правительство поселяет служилых людей из татар, мордвы и русских.
СИБИРСКИЕ ТАТАРЫ (Сыбыртар), проживают в степной и лесостепной зонах к западу от р. Оби, в сельских районах Тюменской, Омской, Новосибирской и Томской областях. Состоят из 3 этнографических групп: тоболо-иртышских, барабинских и томских татар. По переписи 2002 г. – 9,6 тыс. чел. Основное ядро сибирских татар вышло из среды кочевников-кипчаков, которые в процессе этногенеза тесно взаимодействовали с угорскими и др. народами. В 1468–1582 гг. существовали независимо от Золотой Орды на землях нынешней Тюменской области, а с 1495 г. – в Сибирском ханстве. В 1582–1598 гг. Сибирское ханство было завоевано казаками Ермака. В XV–XX вв. поселялись там узбеки и таджики (сарты). Казанские татары и мещерские татары-мишари селились в Сибири из-за смут, а также после взятия Казани Иваном Грозным. Известно, что ногайцы поставляли последнему сибирскому хану Кучуму (1563–1598) гвардейцев. Все они были, в основном, ассимилированы сибирскими татарами к сер. XIX в.
Не все татары идут на новые места поселения из Темниковского и Краснослободского уезда добровольно.
Так, газета «Пензенские епархиальные ведомости» отмечала: «Исход мишарей из «Темниковской Мещеры» привел к резкому сокращению их численности на своих исконных землях. На новых местах поселения татарам жилось нелегко: тяжёлая сторожевая служба, частые военные походы, распри с соседями – мордвою и русскими делали положение вольных и невольных и недовольных служилых людей – татар очень печальным, особенно в экономическом положении. Часть их бежит со службы и заселяет привольные степи Чембарского уезда, к югу от Нижнего Ломова. Здесь с течением времени образуется сплошное татарское население. Другая часть, несмотря на некоторые льготы, дававшие правительством служилым людям, просит как милости освобождения от службы и обращения в тяглое сословие.
Но, становясь с тяглыми наравне с русскими крестьянами, татары разделяют все невыгоды этого положения. Многие из них попадают в крепостную зависимость от татар-помещиков, перешедших в христианство ради различных льгот после указа 1881 г., другие – терпят лишения своих угодьях, данных правительства за службу, третьи – не уживаются среди окружающего русского населения, приливающего в край особенно сильно последней четверти XVII и первой – XVIII в. Всё это побуждает татар, расселенных по губернии гнездами, теснее сплотиться между собой в борьбе за свою племенную и религиозную обособленность, ради сохранения своих материальных интересов. А между тем правительство в XVIII в. начинает предпринимать целый ряд мер, направленных руссификации инородцев края – татар и мордвы[209].
Вот в этих сложных условиях происходило сближение двух основных компонентов татарского народа – казанских татар и татар-мишарей. Немаловажным фактором сближения способствовал и фактор ликвидации во второй пол. XVII в. института служилых людей. Все они вместе начинают испытывать увеличивающийся гнет русского самодержавия и его колониальной системы. Русские служилые и помещики насильственно, но и при этом фактически официально по разрешению правительства захватывают земли «некрещенных инородцев». Всем местным нерусским народам Поволжья и Приуралья в это время запрещают заниматься кузнечным делом и другими ремеслами, связанными с обработкой металлов. Усиление помещичье-колониального гнета, а также моровая язва, свирепствовавшая в Поволжье в 1654–1657 гг., вызвали новое бегство населения. Но большая часть татарского населения остается на месте и принимает самое активное участие в крестьянской войне 1670–1671 гг. под руководством Степана Разина. В этом движении участвовали как казанские, так и мишарские группы татарского населения, выступавшие в тесном союзе с представителями других народов Поволжья – русскими, чувашами, мари, мордвой. Спустя век, татары принимают активнейшее участие еще в целом ряде восстаний, в том числе в крестьянской войне под предводительством Е. Пугачева (1773–75 гг.), потрясшей все основы феодальной России.
Совместные же выступления народных масс способствовали сплочению крестьян и в определенной степени ускоряли этнические процессы. Татары в отличие, например, от мордвы вовсе не желали принимать христианство, поскольку обладали точно выработанным вероучением, прочно установленным богослужебным ритуалом и большей сплоченностью между собой на основе религиозной жизни. Татары сплачивалась между собой и сторонилась от всего русского и христианского. И только после того, как татарским помещикам была разрешено восстанавливать свой дворянский статус в конце XVIII в., общее отношение татар-магометан к православной церкви и русскому населению изменилось в лучшую сторону.
КАДОМСКИЕ ТАТАРЫ, это были преимущественно служивое сословие татар XV–XVIII вв., проживающее в г. Кадоме и прилегающей к нему территории (ныне часть Рязанской и Нижегородской областей). Крупный населенный пункт потомков кадомских татар – с. Азеево. Видимо, они имеют ордынское происхождение, не имея при этом отношения к соседнему Касимовскому ханству (1452–1681). В нач. XVIII в. указами Петра I наряду с другими группами служилых татар были переведены в сословие государственных крестьян. Мигрируя на восток, они совместно с другими татарами образовали свой субэтнос мишарей. В Пензенском архиве (ГАПО) хранятся множество дел-прошений о возвращении дворянского статуса служилых татар, выходцев из Кадома. Это: князья и мурзы Енгалычевы, Мамины, Мансыровы, Токшеиковы, Тугушевы, Бахтыгозины, Бегишевы, Бигловы, Богдановы, Бибишевы, Маматовы, Уразгильдеевы и т. д.
Надо при этом сказать, что религия была очень сильным фактором смешения тюркских этносов. Если христианство в России делало многие крестившиеся народы русскими, то ислам таким же образом превращал многих в тюрко-татар. Принятие ислама открыло возможность для приобщения к передовой арабо-персидской культуре, а это в свою очередь сыграло весьма существенную роль в развитии культуры, научно-философской мысли у самих татар. Еще в период Казанского ханства начинает развиваться материальная и духовная культура татарского народа, а ислам выступает в качестве стимуляторов этнического процесса. Все это свидетельствует о длительном пути формирования татар, об их прочной оседлости и относительно высоком уровне развития.
Существенное облегчение в политике религиозного исповедания и культа со стороны русского правительства в конце XIX – нач. XX столетия стало благоприятным условием для распространения ислама и татаризации среди инородцев в местах совместного жительства с татарами. При этом немалую услугу оказывало татарам знакомство соседних инородцев с татарским языком. Очень скоро все инородцы, живущие вблизи татар, стали знать татарский язык, и это стало еще одним фактором на пути к их отатариванию.
Так, христианский миссионер и известный публицист Я. Д. Коблов в своей книге «О татаризации инородцев Приволжского края» писал по этому поводу: «…На таком положении, как приволжские инородцы, находились некогда киргизы и башкиры, а теперь они уже не отделяют себя от татар и действуют с ними совместно и вполне единодушно. В настоящее время в Бирском уезде Уфимской губернии трудно различить татарина, башкирина и черемисина; все они выглядят татарами. На ту ступень, на которой находятся теперь киргизы, башкиры и части черемисы Бирского уезда, могут стать и другие инородцы, что поведет их уже к окончательной татаризации…»[210].
До настоящего времени сохранились рассказы о том, что мишари раньше жили вместе с чувашами, а потом последние постепенно перестали именоваться чувашами, т. е. отатарились. В центре татарских населенных пунктов или на их окраине нередко располагалось старое чувашское кладбище. Такие предания наиболее широко распространены среди сергачской, кузнецкой и хвалынской групп мишарей. Так, например, в с. Старый Атлаш Старокулаткинского района Ульяновской области, которое, по преданиям, было основано выходцами из Алатыря на месте чувашского села, одну из улиц называют «Чываш урамы» («Чувашская улица»). Некоторых жителей села считают представителями четвёртого или пятого поколения потомков чувашей; кроме того, есть место, которое называют «Чываш мазары» («Чувашское кладбище»). В с. Старый Мостяк того же района большинство основателей которого, по рассказам старожилов, были из Темникова (Төмән), до сих пор живут потомки чувашей. Старожилы с. Октябрьское Неверкинского района утверждают, что прежнее название его – Могилки (по-татарски Мазарлы) – связано с тем, что в центре села сохранилось старинное чувашское кладбище.
В некоторых селах мишари до настоящего времени живут вместе с мордвой. Также в числе основателей некоторых сел в преданиях упоминаются пленные крымских татары (Татарская Лака Пензенской обл.), крымские татары и ногайцы (Ахметлей Николаевского района Ульяновской области), ногайцы (Новый Вершаут Петровского района Саратовской области, Нагаевка Карсунского района Ульяновской области, Новые Ишли Дрожжановского района Татарстана и т. д.). Ногайцы, видимо, в ряде случаев были полностью ассимилированы мишарями, местами они оказали определенное влияние на формирование окраинных мишарских говоров (в Рязанской, Тамбовской, на севере Ульяновской областей). В легендах и преданиях о происхождении отдельных сел бывших Нижегородской и северной части Саратовской губернии (например, Бигиево, Тат. Шмалак, Старый Атлаш) в числе основателей этих населенных пунктов называют и бежавших от христианизации казанских татар[211].
ebooksa