— Не откажите в любезности принять, чем Бог послал, — улыбнулся я, понятия не имея, что надо говорить. В фене всё равно запнусь, а по-простому вроде как не принято.
То, что разулся и пришёл не с пустыми руками, проявив уважение, не прошло незамеченным. Рыжий авторитет принял пакет, отложил в сторону и кивнул.
— Садиться не предлагаю, и так сидишь… Присаживайся.
Молча плюхнулся на стул напротив, ожидая расспросов. Я пришёл слушать. Говорить будет он.
— В картишки перекинемся? — Подмигнул он.
— Не силён, — честно признался я. — Да и не на что играть, после суда одна квартира осталась. И вот какое дело, откажусь играть, проявлю неуважение, а соглашусь, так ведь и её лишусь.
Он хмыкнул:
— Умён, рыжий. Но мне нет дела до твоей хаты, не шулер я. Интереса ради перекинемся в «очко», пока рассказывать будешь. Держи колоду.
— Рассказывать готов. Только что именно? — Я взял колоду и раздал карты.
— Да заказ мне с воли пришёл, на перо [27] тебя посадить. Авторитетные люди просят, а ты вроде парень не плохой, за что мочить? Не пойму. А я не люблю не понимать. Вкурил?
— Вкурил. Это Михаилу Михайловичу Колчикову неймётся, что не вклепали «вышку». Вот он и подтянул все связи.
— И что за гражданин этот Колчиков?
— Да в двух словах и не скажешь.
— Так время до отбоя хватает. Ты расскажи, да я послушаю, а там и решим. — Он сделал многозначительную паузу, а я по первой партии как раз вытянул туза с десяткой.
Пришлось вспоминать, как всё начиналось. От деревни и до удара по затылку. Только про опустошённый счёт в банке промолчал, а то не то, что на перо…
Умнее надо быть. Про деньги со счёта и Колчиков не знает, пусть думает, что счёт закрыли в пользу государства со всей суммой.
Он слушал внимательно, не перебивая. Только дважды ходил до холодильника. Сам. На столе выросла запотевшая «чекушка» и тарелочки с закуской, вскоре появился и второй «пузырь».
Язык заплетался с непривычки. Я всё рассказывал и рассказывал, стараясь не терять контроля и следить за игрой, за манерами и тем, что говорю. Не сболтнуть бы по-пьяни лишнего. Это как проверка на прочность, своего рода тест.
Смотрящий если и хмелел, то виду не подавал. Только суровел, скулы напрягались, беглый взгляд стал смотреть как-то по-другому, оценивающе, словно с кем-то сравнивал. Под конец повести рыжий авторитет вздохнул, совсем по-человечески:
— Во жизнь, рыжий.
ebooksa