Подсознание

Согласно традиции, царевич, которому предстояло стать Буддой, избегал своей жены, а она ужасно страдала. Когда ей, наконец, удалось заснуть, ей приснился ураган: горы сотрясались, с неба на горизонте сыпались звезды, а деревья оказывались вырванными с корнем. Гопа увидела себя обнаженной — без одежды, украшений и короны. Ее волосы были подстрижены, брачное ложе сломано, а одежда принца, усыпанная драгоценными камнями, раскидана по полу. На погруженный во тьму город сыпались метеориты.

Испуганная Гопа разбудила мужа.

— Мой господин, мой господин, — кричала она, — что будет? Мне приснился ужасный сон! Мои глаза полны слез, а сердце — страха.

— Расскажи мне свой сон, — попросил царевич.

Гопа пересказала ему об увиденном во сне, а царевич улыбнулся.

— Возрадуйся, Гопа, — сказал он, — возрадуйся. Ты увидела, как дрожит земля? Это значит, что сами боги склонятся пред тобой. Ты увидела, как луна и солнце упали на землю? Это значит, что ты скоро победишь порок и удостоишься безмерного почитания. Ты увидела деревья, вырванные с корнем? Значит, ты найдешь путь из леса желания. Твои волосы были коротко острижены? Значит, ты освободишься от сети страстей, которые все еще сковывают тебя. Мои одежды и украшения были разбросаны повсюду? Это значит, что я на пути к освобождению. Метеоры рассекали небо над темным городом? Это значит, что невежественному и слепому миру я принесу свет мудрости, и те, кто поверит моим словам, узнают радость и блаженство. Будь счастлива, о Гопа, и не грусти — скоро ты удостоишься исключительной чести. Спи, Гопа, спи: тебе приснился чудесный сон[57].

Несколько дней спустя ночью Сиддхартха тихонько выскользнул из дома.

Шесть лет спустя Сиддхартха проводил жизнь в медитации, изоляции и посте. Он один сидел в непогоду на крутых берегах реки среди диких животных. К нему приходили ученики, но, когда он решил отказаться от умерщвления плоти, они оставили его. Затем Сиддхартхе приснилась череда снов, сообщивших о его просветлении:

Настала ночь. Он заснул и увидел пять снов.

Сначала он увидел себя лежащим на большой кровати величиной со всю землю; его подушкой были Гималаи; его правая рука лежала на Западном море, левая рука — на Восточном море, а ноги касались Южного.

Затем он увидел, что из его пупка начал прорастать тростник и рос так быстро, что вскоре достиг неба.

Затем он увидел, как по его ногам ползают черви, полностью покрыв их.

Затем он увидел, как отовсюду к нему летят птицы и, когда птицы долетают до его головы, становятся как будто золотыми.

Наконец, он увидел себя у подножия горы из грязи и экскрементов; он поднялся на гору, достиг вершины, потом спустился, и ни грязь, ни экскременты не пристали к нему.

Он проснулся и из этих снов понял, что настал день, когда, получив высшее знание, он станет Буддой.

Стоит отметить, что буддизм интерпретирует сны символически, в то время как для древнего брахманизма характерны буквальные толкования. Например, сон о горе экскрементов, рассмотренный через призму брахманизма, потребовал бы сложных ритуалов очищения. А в буддизме увиденные во сне одежда, предметы и особенно отношения, оставляемые Сиддхартхой, символизируют избавление от желаний и ожиданий, ограничивающих духовный рост.

В Китае, колыбели глубоко укоренившейся традиции онейрического гадания, философ, известный как Чжуан-цзы, по-новому представил проблему сновидений в IV веке до н. э.:

Когда-то давно мне, Чжуан-цзы, приснилось, что я бабочка, порхающая взад и вперед, настоящая бабочка, я наслаждался полетом в полной мере и не знал, что я Чжуан-цзы. Внезапно я проснулся и снова был собой, настоящим Чжуан-цзы. Теперь я не знаю, снилось ли мне тогда, что я был бабочкой, или я теперь бабочка, которой снится, что она — человек.

Столь тонкое философское сомнение никогда не приходило в голову Платону, который сделал вывод, что в управлении государством нет места снам и безумию. По мнению великого афинского философа, человек мог познать истину только в результате логического мышления, преимущественно с выведением идеальных форм реальности, способных выйти за рамки иллюзорной пелены внешних проявлений. Истина Платона — продукт строгих размышлений в часы бодрствования, а не видений, вызванных сном, нездоровьем или опьянением.

Аристотелю тысячелетняя традиция онейрической магии не помешала признать биологическую природу сновидений, одновременно удивительную и прозаичную. Главный ученик Платона указывал: наблюдаемые факты ценнее теории, то есть индукция превосходит дедукцию. Как и другие философы древности, Аристотель считал определяющим фактором в толковании снов переживаемое наяву — Фрейд спустя две с лишним тысячи лет назовет это дневным остатком. Таким образом, сон не точная копия реальности, память о прошлом, яркое непроизвольное воспоминание.