Последний рубеж
Для тех, кто верит, что именно наше субъективное сознание спасает нас от ничтожной жизни остальных видов на нашей планете, технологии, которые могут имитировать это, кажутся великим спасением. Если у человека в мозге имеются сенсорные отпечатки, их можно воссоздать или даже загрузить. Подобные нам личности могут стать последним рубежом технологического мастерства. Создание человека стало конечной целью в долгом исследовании того, как из биологической материи возникает мысль. Но оно слилось с идущим параллельно исследованием, как можно спасти от смерти думающих существ. Те, кто с этим связаны, ищут происходящие в мозге события, потому что они, похоже, предлагают более многообещающий способ жизни без наших тел.
С одной стороны, люди – это тела, которые научились познавать сами себя. Льюис Уолперт предположил, что контроль движения послужил предшественником интеллекта. Первое «я» могло быть не более чем простым образом тела, которое помогало ориентироваться в этом мире. Другие мысленные образы, возможно, помогали отличать друга от врага, еду от хищника. Частично такое распознавание могло происходить по запаху и вкусу. Но чаще всего важны были визуальные подсказки. Как напоминает нам Антонио Дамасио, разум, который у нас есть, базируется на «телесных ощущениях, первичных и модифицированных», и, как и у всех организмов, его функция заключается в «успешном регулировании жизни». Но когда люди поверили, что они являются личностью с точки зрения основных современных культур, они перестали думать, что их тело имеет какое-то огромное значение. Стесняющее тело, с его капризамии и жирными складками, вырезается из кадра. По словам философа Дерека Парфита, «тело ниже шеи не является важнейшей нашей частью».
И легко понять почему. Когда мы концентрируемся, наши собственные мысли настолько поглощают нас, что мы можем моментально забыть, что у нас есть тело. А затем что-то возвращает нас обратно. Муки голода. Какой-то шум. И эта обширная парящая мысленная проекция нисходит обратно в тело и в полное осознание себя и комнаты. Это одновременно и завораживающе, и немного странно. Наша интуиция подсказывает, что мы – это не только существо из мышц и костей, которое смотрит из зеркала. Мы имеем сознание в наших головах. Таким образом, нам не нужно верить в дуализм, чтобы попасть под его влияние. Мы попали в ловушку ощущения личного опыта.
Во второй половине XVII века английский философ Джон Локк разработал мысленный эксперимент, чтобы пролить свет на нечто пугающее в человеческой личности. В его эксперименте есть принц, чья душа после смерти попадает в сапожника; то есть однажды утром принц открывает глаза и смотрит на мир глазами другого человека. Суть здесь в том, что большинство из нас интуитивно чувствует, что сапожник стал принцем. И это, похоже, доказывает, что мы – это скорее наш разум, чем наше тело. Наш ментальный опыт – это некое создание спектральной красоты и целостности, которое может счастливо существовать как в куске искусственного силикона, так и в мифическом крылатом грифоне. Подобно содержимому чемодана, то, чем мы являемся, можно вынуть и сложить куда-то еще. Следовательно, если личность ментальна, будь то душа, вещь мыслящая[54] или отрывок компьютерного кода, то при определенных обстоятельствах личностью может быть все что угодно. Мысленный эксперимент Локка – это насмешка над нашей естественной склонностью верить, что у живых субстанций есть скрытая сущность. На эту тему есть работа, созданная в 1980-х годах йельским психологом Фрэнком Кейлом. Он изучал, как маленькие дети понимают природные категории. Когда их спрашивали: если дикобраз однажды проснется кактусом, он останется колючим животным или теперь он – колючее растение, дети чаще всего придерживались мнения, что кактус все еще остается дикобразом. Но это не работало с неодушевленными предметами, например с машиной или столом. Если бы машина проснулась кактусом, она бы больше не была машиной. Эксперименты Кейла показали, что детям свойственно мыслить категориями сущностей.
Как и мы, Локк знал, что люди – это чудесным образом самоорганизующиеся формы, и лежащая в их основе биология сохраняется в течение всей жизни и до самой смерти, которая приведет к разрушению и необратимому изменению. Но Локк вырос в религиозной культуре, где серьезные размышления на тему воскрешения были обычной частью теологической дискуссии. Части тел святых были разбросаны по всей Европе, их разносили по разным церквям, воровали, продавали. Каким же образом эти части тел могли собраться воедино во время воскрешения, когда наступит конец света? Чтобы ответить на этот вопрос, Локк задумался о возможности разума переключаться между богатыми, практически неисчерпаемыми воспоминаниями прошлого и переживанием настоящего. Он пришел к убеждению, что эта способность путешествовать во времени составляет уникальную черту личности.
Идеи Локка обладали большим влиянием. Именно его размышления логически обосновывают, почему такая страна, как Саудовская Аравия, дарует гражданство роботу, в то же время продолжая нарушать права своих женщин из крови и плоти. Если личность – это набор редких умственных способностей, тогда мы можем создать таких людей, которые не являются личностями, и гуманоидов, которые ими являются. Однако в Саудовской Аравии женщинам отказано в правовом статусе личности на том основании, что они не обладают достаточными возможностями для самостоятельного ведения своих дел. Похожие предубеждения оправдывали антисуфражистское движение в Британии начала XX века. Как говорил в свое время лорд Керзон, у женщин нет «душевного равновесия», чтобы принимать разумные решения. Те же самые аргументы приводили противники движения за избирательные права темнокожих в Америке. В 1821 году во время Нью-Йоркской конвенции Сэмюэль Янг заявил, что «сознание черных не приспособлено для голосования». Борьба за равенство – и равенство с точки зрения различных человеческих личностей – была необходимым шагом против предубеждений.
Но, как ни странно, некоторые из нас, в основном в тех странах, которые первыми сражались за возвышение личности, сейчас радуются идее, что личности не реальны. Светским людям стала казаться чрезвычайно привлекательной идея, что та самая вещь, которая, как мы думаем, придает важность нашей жизни, на самом деле является нейрохимическим обманом. Такая вот связка сильных упрощенных убеждений с древней породой дуализма.
Одно из самых любимых доказательств взято у американского ученого Бенджамина Либета, умершего в 2007 году. Эксперименты Либета, похоже, доказали, что решение действовать принимается за миллисекунды до осознанного понимания. Его эксперименты были взяты в качестве доказательства, что один из основополагающих принципов личности – тот, что мы называем свободной волей, – это мираж. Неважно, что свободная воля и средства осознанного выбора могут не совпадать. Подобные исследования возмущают и восхищают. Казалось, они демонстрируют, что наше глубоко личное самосознание – всего лишь уловка мозга. И этот обман обнадеживает тех, кто хочет доказать, будто наш разум может быть сведен к физическим частям, из которых состоит мозг. Таким образом, можно создавать людей для определенных целей. Если мы сможем выяснить, что есть личные мысли и как их раскодировать, мы сможем снова записать их уже на своих условиях.
Следует признать, что некоторые из рассуждающих о «самообмане» на самом деле спорят против «я-идеи» как чего-то, что мыслит отдельно от нас. Это справедливо. Ощущение, что мы – это «нечто», живущее в теле, не является биологическим фактом. Разумные люди ничем не отличаются от известных им животных. Но похвальные усилия, направленные на развенчание этой точки зрения, сводятся на нет популярными заявлениями, что индивидуальность и свобода воли – это иллюзии. Подобные люди заканчивают тем, что приводят один абсурдный аргумент ради того, чтобы разрушить другой.
Настоящая проблема такой реакции на доказательства Либета заключается в представлении, что бессознательное – встроенный механизм познания – представляет собой угрозу самостоятельности. Идея о том, что животное поведение иллюзорно, проистекает из ошибочного убеждения, что между инстинктом и рациональным выбором существует какая-то четкая граница. Тем, кто надеется, что лучшее в человеке – это осознанно обрабатывать информацию и обладать мыслями, а не быть животным, которое чувствует, трогает или рожает, ничего не стоит обменять то, чем мы являемся, на бессмертную форму. Кроме того, мы сможем записать себя в искусственные формы, свободные от всего, что нам не нравится в живом существе. Если все это – огромная иллюзия, нам не стоит волноваться по поводу ее действия в каком-то другом месте. Нет никого, чью подлинность мы могли бы нарушить. И если это мираж, почему бы нам не перейти к иллюзии, которая длится вечно?
Конечно же, мы пока не знаем, сможем ли мы разобрать мозг на части и найти те, из которых сделаны наши осознанные мысли. Наше сознание может быть дикой загадкой, где есть только путь вверх, но нет пути вниз. Немногие из тех, кого завораживают исследования мозга, останавливаются и задумываются, насколько странная это идея – что можно извлечь иллюзию. Похоже на сцену из «Питера Пэна», когда его тень, случайно отрезанная закрывшимся окном, через которое он вылез, подобно отрезу ткани хранится в ящике комода, ожидая, когда ее пришьют обратно. Если «я» – это тень, появляющаяся при свете опыта, то что же будет вшито в ткани машины?
Все, что сделали наши эксперименты, – показали нам, что мы являемся существом, насквозь пронизанным великолепием инстинкта. Наблюдая за его работой, мы оступаемся лишь в том случае, если забываем, что наш сознательный опыт – это особенность нашего тела. Когда мы поглощаем слишком много литературы о том, что люди – не животные, мы впоследствии можем удивиться тому, что сознание, или индивидуальность, или рациональность – это физические составляющие наших жизней. То, что наше субъективное сознание – физическое явление, работу которого может нарушить все что угодно, от диеты и заболевания до депрессии, лишь подтверждает, что мы – живой организм. Боль тоже можно предотвратить введением химических веществ или воздействием сигналов на мозг, но мы не говорим солдату, потерявшему ногу под обстрелом, что его опыт – иллюзия.
Достаточно бегло изучить себя, чтобы понять, что осмысление каждого процесса или действия, которое необходимо совершить телу, парализует нас. Сознание, помимо всего прочего, заведомо экономно. От осознания цепочки действий, запускающей инстинкт, оно не становится иллюзией, как не становится иллюзией и само тело. Также наше сознание не становится от этого дисфункциональным или недееспособным. Скорее, наше ощущение себя – это целенаправленное расширение потребностей нашего тела.
Современные ангеловеды
Величайшие умы средневековой Европы когда-то потратили немало времени, пытаясь понять ангелов. Как мог ангел, эфемерное создание без глаз и ушей, узнать мать Иисуса – Марию – среди всех прочих женщин Галилеи? Фома Аквинский считал, что дело было в способности ангельского сознания выделять уникальную сигнатуру человеческих мыслей. Фома Аквинский не брал во внимание тот незначительный факт, что ангелы могли быть плодом человеческого воображения. Ангелы могли сказать о животной жизни то, чему сложно было противостоять. Если такие бестелесные создания, как ангелы, по рангу стояли выше людей, это означало, что интеллекту не нужно тело. И переход на ступень выше лежит через отказ от плоти.
Сегодня у нас есть собственные ангеловеды. Робототехник Ханс Моравек видит будущее «эксов» – то есть экс-людей – в постбиологическом мире. «Физическая активность – говорит нам Моравек, – постепенно трансформируется в сеть все более чистой мысли, где каждое незначительное взаимодействие будет представлять собой осмысленный расчет». Сейчас подобных отрицателей плоти можно встретить повсюду. Футуролог Джулио Приско считает, что великие космические рубежи «будут колонизировать не мягкие, хрупкие и недолговечные люди из плоти и крови… Это предстоит детям нашего постбиологического разума». Наше просвещение, утверждают эти люди, заключается в освобождении от наших животных тел.
Сегодня подобные взгляды мотивируют целые исследовательские программы и коммерческие организации, посвященные идее человеческого существования без нашей животной природы. Критикуемый всеми швейцарский многомиллиардный исследовательский проект «Человеческий мозг», финансируемый Евросоюзом и «Хьюлетт-Паккард», был задуман для создания полноценной симуляции человеческого мозга в суперкомпьютере. «Конечная цель должна заключаться в моделировании уникальных способностей, которые отличают людей от животных». Примерно в то же время русский медиамагнат Дмитрий Ицков основал «Стратегическое общественное движение «Россия 2045», цель которого – продление жизни человека в форме компьютерных аватаров. Оно стремится «создать технологии, позволяющие перенести личность человека в более продвинутый небиологический носитель».
Не желая отставать, Ларри Пейдж из
Постгуманисты – это интеллектуальные наследники древних дуалистических идей о том, что наши тела не имеют отношения к тому, кем мы являемся. Будучи ответвлением гуманизма, постгуманизм считает человеческое состояние не более чем технической проблемой, которую мы пока не смогли решить. Сегодня постгуманисты убеждены, что человек – это нечто среднее, «ни то ни се», пока в нем присутствует личное сознание. Подобные Ицкову и Приско люди говорят: «К черту тело. Мы можем перегрузить личность в бессмертную форму или спроецировать ее в космос, словно человеческая мысль стала беспроводной связью». Они считают, что животное тело – проблема, с которой было бы неплохо разобраться раз и навсегда. И если когда-то гуманистов занимал вопрос о том, как материя стала мыслью, постгуманисты задумываются над тем, как мысль может избежать материи. Довольно необычный поворот древней истории.