Мы – животные: новая история человечества

22
18
20
22
24
26
28
30

Переход к социальности у многих видов животных рассматривается как один из крупнейших этапов эволюции. Животные многих видов – от бабочек до бабуинов – могут собраться вместе, чтобы получить больший доступ к потенциальным партнерам и лучшим способам добывания пищи. Но жизнь группами в определенной степени объясняется также тем, что таким образом отдельные животные получают преимущество перед опасностями. Например, бегущее стадо зебр создает похожий на слепящую рябь эффект, который сбивает с толку хищника. Или стая птиц может снизить свою «зону опасности» в отсутствии места, где можно спрятаться.

Но эволюция не разворачивается как точная последовательность трудностей, которые преодолевают выжившие. Она опирается на группу структур и событий, из которых возникает то, что мы вряд ли можем прямо назвать успехом. Каждое эволюционное достижение уязвимо. Хотя социальным животным лучше всего держаться вместе, группы порождают новые проблемы и дилеммы. И одна из них – конкуренция. Кроме того, совместное проживание открывает паразитам, вирусам и бактериям фантастические возможности для размножения.

Когда в конце 2019 года в китайской провинции Ухань появился новый коронавирус, вызвав опасения о возможности еще одного инцидента, аналогичного SARS, эпидемиолог Марк Вулхаус сказал журналистам, что «никто не удивится, если новая вспышка случится в Китае или где-то в той части света». Причина в том, что Ухань – город с большой плотностью населения, где живет примерно одиннадцать миллионов человек. Вирусологи сразу же высказали предположение, что респираторный вирус передался людям от одного из многих животных, которых содержат на оптовом рынке морепродуктов в Китае, где и до этого было зарегистрировано большинство первых случаев. Подобная близость создает условия для зоонозных заболеваний. Какое животное ни возьми, плотность – один из путей передачи.

В таком случае неудивительно, что существует множество способов, с помощью которых живущие группами животные усиливают свою индивидуальную защиту. Новое понятие, называемое коллективным иммунитетом, было впервые введено в 2007 году эволюционным биологом Сильвией Кремер; оно означало «коллективные действия или альтруистические поведенческие методы зараженных индивидов, направленные на благополучие колонии». Сначала эффект изучался исключительно на насекомых. У общественных насекомых различные коллективные механизмы препятствуют некоторым хитрым способам инфицирования паразитами или патогенами членов колонии. Одни виды удаляют трупы из гнезд. Другие изолируют инфицированных особей. У многих видов муравьев есть то, что можно назвать инстинктивными кладбищами. У муравьев вида Темноторакс лихтенштейн есть специальные камеры для родственных им мертвых муравьев. Мертвые тела неродственных муравьев они хоронят внутри гнезда. Такого рода механизмы групповой защиты можно найти и у животных с быстротечной фазой социального поведения, например у мигрирующих кузнечиков (Melanoplus sanguinipes), у которых есть адаптивное поведение – они избегают есть мертвых особей, зараженных определенным видом грибка-паразита.

Желтоногие термиты, склонные к заражению грибными спорами, превращают свои тела в систему сигнализации, вибрируя, чтобы предупредить других об инфекции. Затем термиты из той же колонии закрывают этих особей в ячейки, чтобы они не заразили остальных обитателей. Это часто напоминает гонку вооружений между опасностью и животными. Малый ульевой жук (Aethina tumida), живущий в Южной Африке, паразитирует на медоносных пчелах, питаясь молодыми пчелами и другими источниками пищи в улье. Поэтому взрослые пчелы загоняют любых обнаруженных жуков в небольшие тюрьмы, сделанные из древесного сока. Чтобы не умереть с голоду, эти жуки приспособились использовать свои усики, чтобы щекотать охраняющих их взрослых пчел, что имитирует один из способов того, как пчелы кормят друг друга. Иногда они могут обмануть пчел, и те дают им мед.

Проведенное недавно исследование Сары Уорсли и других обнаружило гонку вооружений между муравьями-листорезами и паразитическим грибком под названием «эсковопсис» (Escovopsis). Этот грибок нашел свою нишу, вырастая на источниках пищи колонии листорезов. Рабочие муравьи добывают свежие листья, на которых произрастает гриб белошампиньон (Leucoagaricus gonglyophorous), потому что он превращает растение в удобную для муравьев пищу. Со временем грибок эсковопсис приспособился использовать эти небольшие сады. За несколько поколений тела муравьев стали вырабатывать подобие пестицида, а грибок смог противостоять этому своими внутренними веществами, которые блокировали муравьиную защиту. И гонка вооружений продолжается.

В 2015 году идея коллективного иммунитета была усовершенствована Джоэлом Мейниром, который стремился переосмыслить его как любой механизм, «как минимум частично из-за антипаразитической защиты, которую он дает другим участникам группы». Классическим примером коллективного иммунитета среди приматов является аллогруминг – выбирание паразитов из чужой шерсти. Пережиток этого можно наблюдать в том, с каким удовольствием мужчины и женщины ходят к парикмахерам (не говоря уже о том, сколько денег они на это тратят).

Но у людей возможности для помощи своей внутренней иммунной системе за счет скоординированных действий поразительны. Спустя несколько недель после появления нового вируса у нас есть международные агентства, которые дают рекомендации, внутренние протоколы, лаборатории, способные проанализировать новую угрозу и опубликовать свои выводы о том, как ее сократить или уничтожить, а также международная инфраструктура из больниц, врачей и медикаментов, с помощью которых мы можем поддерживать друг друга.

Методы, с помощью которых животные взаимодействуют для сдерживания опасности, связаны с идеей социальной буферизации. Совместное времяпрепровождение может также улучшать самочувствие некоторых социальных животных вроде нас. Это явление, которое, оказывается, существует у различных животных – когда присутствие других членов того же вида может снижать пережитый особью стресс. Исследование приматолога Франса де Вааля показало, что груминг между макаками замедляет сердцебиение. Социальные млекопитающие быстрее восстанавливаются после стрессовых или опасных ситуаций, когда собираются вместе. Как следствие, особи видов, которые ведут себя подобным образом, могут испытывать в одиночестве чрезвычайно сильный стресс.

В работе с крысами, проведенной Джейсоном Йи с коллегами, методы создания социальных связей у молодых животных снижали влияние стресса на тело и коррелировали с большей продолжительностью жизни и более низким уровнем определенных заболеваний. В дальнейшем эти преимущества были обнаружены у других разнообразных животных – летучих мышей, львов, лошадей, сурикатов и оленей.

Когда беличьи обезьяны видят недалеко от себя змею, их небольшие тела высвобождают гормон кортизол. В 1950-х годах известный эндокринолог Ганс Селье первым попробовал объяснить гормональные реакции на стресс. Гормоны высвобождаются, чтобы подготовить наши тела к опасности, но со значительными последствиями. Это было продолжением работы Уолтера Брэдфорда Кэннона. Когда животные в дикой природе сталкиваются с ситуацией, которая может угрожать их жизни, они проходят через то, что мы стали называть реакцией «бей-или-беги». Частично это состояние перевозбуждения возникает в мозговом слое надпочечников и миндалевидном теле головного мозга позвоночных и вызывает гормональный каскад, что приводит к ускорению сердечного ритма, замедлению работы пищеварительной системы, вызывает сужение кровеносных сосудов тела, а также высвобождает энергию для мышц. Именно реакцию «бей-или-беги» мы ощущаем во время панической атаки.

Гормоны нашей симпатической нервной системы реагируют на угрозы и подкрепляют это тем, что мы называем эмоциональным переживанием. Они переключают функционирование тела на те процессы, которые могут подпитывать или стимулировать. Они заставляют наши сердца биться, а нашу кожу – покрываться потом. Но влияние этих физических реакций может быть пагубным. Чтобы смягчить последствия, мы и другие животные обладаем рядом защит против факторов стресса, включая высвобождение глюкокортикоидов, которые изучал Г. Селье, защищающих организм от реакции на стресс и помогающих предотвратить потерю гомеостаза.

Пытаясь понять социальную буферизацию, мы выяснили, что, если рядом с беличьей обезьяной оказался член ее группы, количество кортизола, высвобождаемого в ответ на угрозу, снижается. То же самое верно и для нас. И эти эффекты частично усваиваются или по крайней мере изменяются в процессе воспитания. Когда беличьих обезьян растят вдалеке от их семей, они не демонстрируют те же социальные преимущества, что их товарищи, которые выросли под присмотром своих матерей и социальной группы. Чтобы беличьи обезьяны или люди получили преимущества от совместного пребывания, особям нужно научиться поддерживающим реакциям через первые критически важные взаимоотношения на ранних этапах жизни. Если мы не проходим через оберегающие или заботливые отношения в младенчестве, то снижается вероятность того, что мы получим преимущества управляемой реакции в стрессовых ситуациях.

Социальная поддержка у людей значительно влияет на высвобождение кортизола в момент сложных переживаний, а также на реакцию сердечно-сосудистой системы и кровяное давление. Психолог Марио Микулинцер с коллегами обнаружил, что важность хороших взаимоотношений для нашего общего физического здоровья велика настолько, что осознание опасности, особенно угрожающей жизни, увеличивает те усилия, которые люди прилагают, чтобы завести отношения – от дружбы до романа. Израильский социальный психолог Гилад Хиршбергер также заметил, что страх увеличивает время, проведенное в романтических отношениях.

Задумайтесь на минуту о том, что мы делаем. Каждый день мы прикасаемся друг к другу – рукопожатие, дружеское похлопывание по плечу. Переживая период стресса, кто-то пойдет плавать, чтобы вода гладила его тело. Кто-то, возможно, запишется на массаж и будет тихо лежать, пока массажист ритмично водит руками по его коже. Если у нас нет средств на подобную роскошь, мы, вероятно, сходим на прогулку в парк. Или будем сидеть дома, обнявшись друг с другом. Наши дети кувыркаются вместе и смеются. Как часто мы проводим рукой по их волосам, гладим или наклоняемся, чтобы вдохнуть особенный, как нам кажется, запах, исходящий от их волос на макушке? Легко принимать все это как должное, но это – богатая часть животного опыта подобных нам существ, благополучно живущих в обществе. На протяжении сотен тысяч лет нашим предкам лучше жилось вместе, чем порознь. Возможно, мы потеряли это знание где-то в глубине наших культурных убеждений, но наши тела об этом помнят.

Утешение в общей мечте

Когда случилось 11 сентября, я училась в Великобритании, но позже, когда мне исполнилось двадцать лет, я отправилась в Нью-Йорк и провела там много времени. Отчетливо помню свой первый визит на то место. Я приехала на станцию Фултон-Стрит и пошла по направлению к руинам, которые по-прежнему были огорожены. Место было окружено камерами видеонаблюдения и суровыми охранниками в оранжевых жилетах и касках. Смотровые площадки были переполнены туристами, которые ели мороженое и без всякого выражения смотрели на пустое пространство перед ними. Несколько табличек вопрошали: «Что здесь происходит?» – и описывали этапы реконструкции, которая разворачивалась за пределами видимости прохожих. Рядом с табличками висели белые постеры с надписями: «Пожалуйста, внесите пожертвование на Мемориал, посетите www.buildthememorial.org» и – жирным шрифтом – «Сейчас самое время». Несмотря на предупреждения о недопустимости неофициальных постеров или сообщений, там были имена, даты и фотографии. И еще – сердца, звезды и другие символы с именами погибших, написанные разными чернилами.

Я ненадолго задержалась там, а затем мое внимание привлекло деликатное позвякивание колокольчиков вдали. Я свернула в первый поворот налево и попала в более тихий, затененный квартал, где явно слышался звук колокольчиков, и пошла вперед. Прямо перед собой я увидела дерево, поблескивающее в свете солнца. Колокольчики свисали с его ветвей, покачивались на ветру, танцуя в воздухе, а с небольших веточек рядом с листьями свисали полоски бумаги. Я выбрала одну из них и прочла ее. Позже тем вечером я записала эти слова в свой дневник: «Имей мы крылья, / Тянуло б нас / Лететь от памяти»[60]. Тогда я узнала эти строки, но никак не могла вспомнить, откуда они. На следующий день я быстро нашла их в интернете. Это стихотворение Эмили Дикинсон. Последний ее образ – как птицы наблюдают за тем, как «Прочь от души своей / Сбежал человек». И мы видим людей, которые разлетаются прочь от того, что их тревожит в их собственных умах, подобно воздушным шарикам, которые выпустил из рук рассеянный ребенок.

Трагедия 11 сентября – и не обязательно именно эта исключительность идеологий, мотивов, агрессии и отчаяния, но и вообще любая другая человеческая трагедия из любого времени и культуры – это типично человеческое явление. Нет таких горилл или ягуаров, которые предпринимали бы суицидальные попытки или убийственные атаки друг против друга ради того, что творится у них в голове. В этом мы уникальны. Но когда происходят ужасающие случаи человеческого насилия, мы по-прежнему прибегаем к объяснениям, которые надежно удерживают нас под контролем. Мы обращаемся к экономике, или идеологиям, или урокам истории. И мы нечасто обращаемся к истории наших тел. Но те, кто стоит у власти, давно знают то, что остальные не хотят признавать. Люди – это животные, которые реагируют на угрозы достаточно предсказуемо, чтобы это можно было использовать.

Подобно другим социальным животным мы находим безопасность в количестве, а комфорт – во взаимоотношениях с остальными членами группы. Но для животного с нашим типом интеллекта все чуть сложнее. Люди рассматривают обычные угрозы своим животным жизням сквозь призму необычайно гибкого ума и интерпретируют их по-настоящему творческими и экстравагантными способами. Как у социального животного наши мировоззрения объединяют нас и дарят нам утешение в общей мечте. Мы ухаживаем друг за другом, держа в уме концепцию спасения. Мы массируем друг друга, помня об обещанной нам неуязвимости. И мы до самого конца защищаем эти взгляды, потому что они спасают нас от смерти. Поэтому, в то время как другие животные ищут способы преодоления угрозы, люди психологически склонны защищаться от того, что угрожает тем идеям, с помощью которых эти угрозы преодолеваются. Иначе говоря, мы сражаемся и иногда убиваем других и друг друга за идеи, которые должны нас поддерживать.