Конечно же, идея о том, что мы боимся своей смерти, вряд ли нова. Но возникает вероятность, что мы не считаем себя животными, потому что не хотим ими быть. «Что хорошего может быть в жизни, – сокрушался Цицерон много веков назад, – если мы денно и нощно вынуждены думать о неминуемом приближении смерти?» Решение, отмечает Цицерон в трактате «О презрении к смерти», заключается в возможном бессмертии души. «Я хочу, чтобы дела обстояли именно так, – пишет он, – а даже если это не так, то мне по-прежнему хочется убедиться, что так». Цицерон понимал, что наши страхи можно подсластить возможностью человеческой уникальности.
Сейчас нам нравится думать, что в наше время мы избавлены от большинства опасностей. Мы сократили большую часть популяций свирепых хищников. Мы строим более крепкие и чистые дома. У нас есть масса медицинских технологий для продления и охраны наших жизней. Даже наши войны друг с другом в последние десятилетия стали менее кровавыми, хотя потенциальная угроза остается. Необычные тенденции последних столетий заставили нас убедиться (более чем когда-либо), что у наших тел будет пища и возможность прожить долгую жизнь. И все это породило оправданное чувство контроля. Но чем меньше мы отдаем себя силам природы, тем меньше мы хотим отказаться от чего-то вообще. И поэтому большинство из нас совершенно не готовы считать себя животными.
Лекарство от вымирания
Мы живем в эпоху вымирания. В 2019 году биолог Мелани Монро вместе с
Я начала изучать вымирание видов много лет назад, когда мне было чуть больше двадцати лет. Тогда привлечь внимание к этой теме было очень трудно. Но сегодня про вымирание говорят в ежедневных новостях с постоянными заголовками о потенциальных угрозах, с которыми мы и другие животные можем столкнуться. Какую реакцию это может вызывать в сознании животного, которое не только знает о проблеме, но еще и является ее причиной? Идея вымирания – это вызов для любого общества, которое оправдывает свой моральный статус тем, что находится на вершине эволюции. Возможно, мы и предпринимаем усилия по сохранению живой природы по всему миру, но наравне с этим ищем и другие решения.
В финальной сцене футуристического фильма «Облик грядущего» по сценарию Г. Уэллса губернатор технократического общества Освальд Кэбел наблюдает, как в ночное небо взмывает капсула. Отправленная в космос выстрелом из гигантской пушки, капсула несет в себе дочь Кэбела и сына его друга, Рэймонда Пассуорти, а также многих других межзвездных мигрантов. Наблюдая, как их дети покидают Землю, Кэбел говорит, что человечество должно все время двигаться вперед, преодолевать природные ограничения, путы планеты и затем «все законы духа и материи, которые привязывают нас к ней». – «Но мы всего лишь слабые животные, – возражает Пассуорти. – Если мы не более чем слабые животные, то должны довольствоваться толикой счастья, что нам отмерена, страдать и исчезать, как и другие животные». Но Кэбел не верит в эти слова. Напротив, он убежден, что люди могут избежать участи, уготованной всем прочим рожденным на Земле существам. Он говорит, что, если мы не хотим просто жить, страдать и умирать, у нас нет иного выбора, кроме как стремиться выбраться в необъятный космос. Вселенная – или ничто. «Что же мы предпочтем? – спрашивает Кэбел. – Что мы предпочтем?»
Пассуорти мечтает о будущем, в котором мы будем исключительными. Английское слово
Мы могли бы обратить внимание на тот факт, что многие из крупнейших всемирных технических корпораций недавно инвестировали средства в робототехнику, искусственный интеллект, в программы межпланетной колонизации и усовершенствование мозга. Мы живем в странное время, когда мечты становятся инновациями, а инновации могут упразднить само значение мечтаний. Мы также можем наблюдать, что попытки избежать вымирания стали любимым оправданием многих из тех, кто ищет инвестиций. Лишь тот, кто спровоцировал вымирание, может фантазировать о том, чтобы спастись самому.
Нам говорят, что одно из решений – отправиться в космос. Сейчас в наших странах есть обладающие властью элементы, которые стремятся к экспансии в Солнечную систему. В конце 1990-х годов было основано Марсианское общество, чтобы обучать людей и продвигать идеи заселения Марса. Недавно я нанесла визит его основателю, Роберту Зубрину, на Марсианскую пустынную исследовательскую станцию в штате Юта, представляющую собой скопление белых космического вида строений в окружении засушливого пейзажа из пыли и костей динозавров. «Марс – это ресурс, – сказал он мне, – потому что ресурсы создаются человеческим воображением и технологиями». Он сослался на уже достигнутый за последние несколько сотен лет прогресс – в плане продолжительности жизни, благополучия и продуктивности.
Работы Зубрина и его коллег – это своего рода ответная реакция на доклад 1972 года «Пределы роста», выпущенный Римским клубом. В нем говорилось о результатах компьютерного моделирования экономики и роста человеческой популяции на фоне исчерпания природных ресурсов. Авторы доклада предположили, что, если не произойдет никаких изменений, проблемы с ростом человеческой экспансии на Земле возникнут приблизительно к 2072 году, что приведет к внезапному и неконтролируемому снижению численности населения и промышленности. Его раскритиковали в пух и прах. Но в последние годы оказалось, что некоторые предсказания этого моделирования были верны. Как бы то ни было, «Пределы роста» сподвигли некоторых людей доказать несостоятельность этих идей. Зубрин был одним из них. Его по-прежнему сильно беспокоит пессимизм, свойственный современным публичным дебатам, и он обладает заразительной уверенностью в человеческой изобретательности и необходимости сохранять оптимистичный взгляд на вещи.
Но не все считают подобные амбиции реалистичными. Проведенное Брюсом Яковски (научным руководителем финансируемого НАСА исследовательского проекта по Марсу) и геологом Кристофером Эдвардсом исследование утверждало, что углекислого газа на Марсе недостаточно, чтобы создать на этой планете атмосферу. Есть еще одна проблема: возможно, когда-то у Марса и было расплавленное ядро и магнитное поле, как у Земли, но сейчас это уже не так. А без этого практически невозможно создать достаточно плотную атмосферу для таких животных, как мы.
Майкл Рассел, будучи ученым, посвятившим всю свою жизнь изучению происхождения жизни, и ветераном НАСА, считает, что «у нас больше шансов решить проблему бедности, чем построить где-то вторую Землю». Он полагает, что одержимость Марсом – это отказ признать, что «невозможно победить законы термодинамики». Римская империя распалась, потому что у нее закончилась древесина. Промышленная революция стала возможна из-за большого количества свободной энергии поблизости от центров индустриализации, но наши источники энергии обернулись проблемой для сегодняшних обществ. Современные люди твердо намерены найти новые способы производства большего количества энергии для своих нужд. И мы, несомненно, этого добьемся. Но за все придется платить.
Возможно, позже, в этом столетии, при поддержке Земли у нас будут поездки на Марс в один конец. Но на создание атмосферы уйдет огромное количество денег. И, вероятно, нам понадобятся такие технологии, как восстановление ДНК, чтобы выжить в условиях радиации на поверхности планеты. Можно сказать, что в желании отправиться вглубь Солнечной системы нет ничего такого, и, возможно, эта идея кажется нам волнующей. Но могут быть вопросы к причинам, ради чего это делается. Сейчас полет на Марс – это спонсируемый миллиардерами авангард. На Земле важнейшим ресурсом является вода. Что если у нас будут компании, которые захотят, чтобы сообщества платили за воздух на Марсе? Разве то, как сейчас управляются с финансами на нашей планете, не позволяет предположить, что на Марсе тоже не будут следовать правильным принципам финансирования?
Роб Лиллис – один из специалистов по Марсу, занимающийся исследованиями в Университете Беркли при финансировании НАСА. В целом он не против идеи отправиться на Марс, но беспокоится, не являются ли люди, которые больше других хотят туда попасть, частью либертарианской культуры, выступающей против регулирования. Нет никаких очевидных признаков, что те, кто пытается построить где-то в другом месте новые общества, задумывались над совершенствованием наших нынешних этических структур. «А если и задумывались, – сказал он мне, – разве они не инвестировали бы в первую очередь в устранение неравенства, свойственного жизни на Земле? Почему они не пытаются направить свои деньги и изобретательность на добычу пластмасс из океана или на изобретение новых, более экологичных материалов? Почему вместо этого они так одержимы бессмертием и колонизацией?»
Но сейчас мы стремимся убежать не только с Земли. Для нашей эпохи характерно и стремление сбежать из собственных тел. Когда Йейтс писал в стихотворении «Плавание в Византию» о своем сердце «желанием больное, / Привязанное к умирающему зверю»[67], он озвучил практически универсальное чувство. Но его мольбу «и заберите / Меня в творений вечных мастерскую» инженеры начала XXI века восприняли всерьез. В мире, где есть огромный разрыв между богатыми и бедными, гигантские суммы передаются из рук в руки в погоне за вечностью.
Некоторые стремились к биологическому бессмертию с помощью фермента под названием «теломераза», который удлиняет последовательности ДНК, теряемые нами с возрастом. Другие обратились к электронному бессмертию, слиянию нашего сознательного опыта с машинами. В фильме Спайка Джонза «
Не задумываясь о том, что это может значить для общего баланса жизни на нашей планете, исследования продолжаются. Первой громкой историей успеха была таблетка под названием
Коммерческие стартапы, превращающие страх смерти в выгодный продукт, внезапно появились по всему миру – от компании
Тем временем, пока мы ждем своего шанса жить вечно, есть альтернатива – каким-то образом улучшить нашу биологию. Современные евгеники стремятся создать лучшую жизнь. Они редко распространяются о том факте, что тогда нам придется перестать заниматься сексом и вынашивать детей так, как мы это делаем сейчас. Обычно внутри у младенцев-девочек уже находится миллион или больше яйцеклеток. Немного напоминает матрешку – каждое поколение в большом количестве находится внутри другого. И лишь недавно было обнаружено, что в организме женщины новые яйцеклетки могут расти на протяжении всей жизни. Сегодня есть люди, которые предпочли бы извлечь эти яйцеклетки и оплодотворить их за пределами матки, чтобы можно было выбрать самые лучшие эмбрионы. Сторонники этого метода утверждают, что люди всегда вмешивались в результаты секса, будь то выбор партнера или использование контрацепции. Но эта надежда на преемственность обманчива. Выбор партнера и презервативов – это вопрос усилий, а не значимости. Ничто из этого не эквивалентно принятию решения о том, из чего, по нашему мнению, должен состоять улучшенный ребенок.