— Держись, касатик... Все пройдет, исцелятся твои раны тяжкие...
А в доме заканчивали отделку. Работали при свете дня и ночью при керосиновой лампе, старались не стучать, разговаривали тихо.
Один за другим в сарай заглядывали люди, молча стояли, сочувственно кивали Ульяне, жалели Василия. Приходили Лизавета, Харламов, Ленька. Миронов долго шептался с врачами, строго наказывал:
— Вы смотрите тут, сами знаете, какой человек.
На третьи сутки Василию стало совсем плохо. Он умирал. Беленькая врачиха в отчаянии смотрела на своего коллегу, бодрого доктора, как бы взывала о помощи. Доктор, отвернувшись, угрюмо стоял у окна. Ульяна с отчаянием и надеждой смотрела на доктора, терпеливо ждала от него чуда. Он молча пожал плечами, беспомощно опустил руки. Уткнувшись лицом в одеяло, плакала Зинаида, стоя на коленях перед кроватью.
— Что же вы стоите, доктор? — крикнула наконец Ульяна. — Он же умирает, помогите ему!
Доктор вздохнул, обреченно развел руками:
— К сожалению, природа сильнее нас.
— Да нет же! Нельзя так, мы же люди!
Она бросилась к Василию, разорвала рубашку на его груди, откинула одеяло, резким сильным взмахом руки вышибла последнее стекло в окне. В комнате повеяло ветерком. Больной медленно вдохнул воздух, шевельнул губами, снова вдохнул, но теперь уже глубже, и еще раз — глубоко. Постепенно дыхание становилось равномерным, было видно, что больной спит глубоким сном.
Доктор и его коллега с белыми кудрями ушли, оставив необходимые лекарства.
Ночью Василий внезапно проснулся, открыл глаза. Обвел взглядом вокруг, посмотрел на Зинаиду, задержался на Ульяне. Улыбнулся, слабым голосом сказал:
— Сколько прошу у Зинаиды гречишного меду, а она не дает. Страсть как хочется.
— Господи! — встрепенулась Зинаида. — Когда это было! Я же покупала, ты все съел.
— Я сейчас хочу. Смерть как хочу меду.
Зинаида быстро накинула платок, схватила с полки какую-то посудину, собралась бежать.
— Куда это ты?
— За медом же! Я мигом!
Она выскочила во двор, скрылась в темноте.
Ульяна присела к больному, положила ладонь на его горячий лоб.