— Это вы рванули мост? — доверчиво сверкнул глазами Петр. — Вы и есть командир партизанского отряда?
Партизан помедлил с ответом, потом сказал:
— Много вопросов задаешь, отвечать некогда. Нажми-ка плотнее крышку и накрой ее половиком. Если что случится, не суйся в подпол, у меня оружие.
— Одевайтесь потеплее, — сказал Петр. — В кадушке есть сало, подкрепитесь маленько. И хлеба дадим.
— Ладно, закрывай.
Петр опустил крышку, плотно прижал ногами, накрыл ковриком. В волнении несколько раз прошелся по комнате, выглянул в прихожую, где на топчане лежала мать. Она не шевельнулась, ни о чем не спросила сына. Петр лег на свою кровать, долго не мог уснуть, прислушивался к стуку сердца. Гнетущая мгла медленно и незаметно разбавлялась скупым предутренним светом. Слышно было, как стучали ходики на стене.
Мать лежала на топчане не смыкая глаз.
Внезапно за окном хлопнула калитка, послышались тяжелые шаги, глухой мужской голос. И тут же резко и настойчиво постучали в дверь.
Петр выскочил из своей комнаты к матери. Она бросилась к сыну, решительно толкнула его назад.
— Спрячься в горнице. Я сама.
Он закрыл дверь с другой стороны, опустил крючок.
Мать подошла к иконе, перекрестилась:
— Защити нас, царица небесная.
В дверь застучали сильнее.
— Сейчас! — крикнула она и отвернулась от иконы.
Распустила волосы, накинула на плечи платок, будто только проснулась и поднялась с постели. Пошарила спички, зажгла ночник, пошла открывать.
В избу ввалились четыре немца, грубо оттолкнули Ульяну с порога.
— Руки вверх! Всем оставаться на месте!
Ульяна подняла одну руку и отступила назад, к горнице. В другой руке она держала светильник.
— Да что же это вы так, господь с вами. Тут никого нет, я одна.