Ее осветили фонарями, на миг ослепили глаза. Лязгая оружием и топая тяжелыми сапогами, прошли вперед.
— Куда спрятала партизана? Ну?!
— Я ничего не знаю, никого не видела. Я спала.
Она присела на постель, разбросанную на топчане.
Немец ткнул автоматом в подбородок Ульяны.
— Вставать! Вставать!
Она поднялась, сдерживая страх.
А в соседней комнате Петр торопливо надевал на себя партизанскую шапку, натягивал мокрые грязные сапоги, прислушиваясь к голосам и крикам. Никак не мог попасть в рукав мокрой фуфайки, торопился, наконец оделся, сдернул занавеску с окна, тихо открыл раму, будто только что влез в дом с улицы. Подошел к дверям, прислушался. Немцы кричали на мать:
— Ты врешь, баба! К твоему дому бежал русский бандит. Показывай, куда спрятала партизана!
— Я ничего не знаю, — твердила Ульяна. — Никого не видала, не понимаю, о чем вы говорите.
— Не притворяйся, чертова ведьма! Открывай дверь в ту комнату!
— Да нет же у нас чужих людей! За что мне такое наказание?
Немцы с опаской посматривали на дверь.
— Ну! Ну! Открывай!
Подталкиваемая стволом автомата, Ульяна подошла к дверям.
— Закрыто же тут, я ключ потеряла. Дозвольте, я поищу. — Ульяна попятилась назад, но в спину ткнули автоматом.
— Иди вперед, баба, застрелю!
Она не двинулась с места и не притронулась к двери. Немцы сердито кричали:
— Открывай, или пулю в лоб!
В эту минуту дверь заскрипела и распахнулась.