— А там никого больше нет? — показал он на дверь в соседнюю комнату.
Ульяна сильным рывком столкнула немца с порога, выбежала во двор за Петром. Конвоир угрожающе нацелил на нее автомат.
— Не трогайте ее! — крикнул Петр немцам. — Она ни в чем не виновата.
Ульяна все-таки пробралась к Петру, сняла с себя теплый платок, дрожащими руками накинула его на шею сына.
Мать и сын в последний раз посмотрели друг другу в глаза...
Она осталась стоять посреди двора — неподвижная, будто окаменелая. Не было слез, только черная боль рвала ей сердце и подступившие к горлу рыдания душили ее, рождая перед глазами вспышки черных молний. Со стоном упала Ульяна на мокрую землю, завыла — страшно и безысходно.
Утром на площади люди увидели раскачивающееся на виселице тело Петра. К груди его была прикреплена фанерка с крупной надписью «Партизан».
Посредине площади, перед виселицей, стояла неподвижная фигура женщины в черном платке. Это была Ульяна... Нет страшнее боли, чем сердечная боль матери по утраченному ребенку. И взрослый, Петр всегда оставался для нее ребенком, ибо она думала о нем как о своей жизни, которая без него — вначале крохотного, а потом взрослого, — казалось, не имела ни радости, ни смысла... И вот нет Петра. И нет слез... Только пекучая черная боль в груди... Как дальше жить ей без сына?.. Нет, дело не в ней самой. Острая жалость к Пете, ужас от понимания того, какие вынес он муки, прежде чем расстался с жизнью, рвали сердце матери на куски.
Словно ветром принесло из прошлых времен тихий напев колыбельной песни. Ульяна не отрывала глаз от свесившейся набок русой головы сына, от его спокойного лица с закрытыми глазами... Вместо развевающихся светлых кудрей сына мать увидела перед собой ржаное поле. Она шла по ржи и несла на руках крохотного Петю.. А потом вспомнила, как с ведрами в руках, босоногая, стояла на берегу речки, любовалась трехлетним Петей, который резвился в стайке ребятишек, с разбегу бросался в воду, взметая сверкающие брызги.
Ульяна очнулась в холодном ознобе, тревожно оглянулась, увидела позади себя толпу односельчан. Люди сурово молчали. В этом молчании, в потемневших скорбных лицах мужиков и баб, в светящихся болью их глазах Ульяна почувствовала сострадание к себе... И еще увидела ненависть — к тем, кто лишил жизни ее сына.
Прощальным взором посмотрела Ульяна на мертвого Петра, медленно поклонилась, повернулась и неторопливо зашагала прочь.
Люди расступились перед Ульяной. Даже немецкий солдат, охранявший виселицу, опустил автомат, посторонился, отвел в сторону глаза. Ульяна прошла мимо немца, как проходят мимо столба или камня. Над ее головой проплывали провода, по сторонам чернели обгорелые крыши домов с высящимися трубами, тихо взмахивали руками-ветвями деревья. То сверкнет клочок ясного неба, то падет темная тень густых ветвей. Свет — тьма, свет — тьма, свет — тьма. Чаще и чаще сменяли друг друга свет и тьма, свет и тьма. Женщина шла, окунаясь в темноту, появляясь на свет, и снова пропадала в темноте.
Ночью Ульяна плотно занавесила в доме окна, зажгла коптилку. Прошла в комнату Петра, подняла коврик, открыла вход в подпол. Бледное пятно света упало в черную яму. Ульяна наклонилась над ямой, сказала в темноту:
— Выходи, если живой.
Заскрипела стремянка, и вскоре из подпола высунулась черная лохматая голова партизана. Раскосые глаза чуть-чуть виднелись в узких щелочках под густыми темными бровями.
— Уже вечер? — спросил партизан, задержавшись на стремянке.
Она кивнула, молча распрямилась.
— Пронесло, значит, — облегченно вздохнул мужчина, щурясь на свет.
Она молча ждала, когда он поднимется, потом захлопнула крышку подпола. Пошла с ночником вперед, как бы приглашая его следовать за собой. Он сразу доверился ее решимости и спокойствию, прошел за ней в переднюю комнату.
На столе дымились щи в серой эмалированной миске, лежал кусок черного хлеба.
ebooksa