Меня по-прежнему по́том пробивало, но уже не так фигово. Я подошел к лестнице и сел на нижнюю ступеньку, вытащил карандаш с блокнотом. На лестнице воняло так же, как и при мне. Будто на нее только что нассали. Школьные лестницы всегда так воняют. В общем, сел я и написал такую записку:
Дорогая Фиби,
Я больше не могу ждать среды, поэтому наверно поеду автостопом на запад сегодня. Встретимся в Музее искусства возле двери в четверть 1-го если можешь и я верну тебе рождественские гроши. Я не много потратил.
С любовью,
Школа у нее, считай, возле самого музея, и по пути домой на обед ей все равно мимо него идти, поэтому я знал, что нормально мы с ней встретимся.
Потом я двинул по лестнице к учительской, чтобы записку отдать кому-нибудь, чтоб Фиби на урок передали. И бумажку раз десять сложил, чтоб никто не развернул. В школе, на фиг, никому доверять нельзя. Только знал, что все равно ей передадут, раз я ей брат и всяко-разно.
Только пока я шел по лестнице, вдруг ни с того ни с сего просек, что сейчас опять сблюю. Только не сблевал. Присел на ступеньку и получшело. А пока сидел, заметил такую вот долбанутую фигню. На стене кто-то написал «хуй вам». Я, на фиг, чуть на потолок не полез. Прикинул, как Фиби и прочие малявки увидят такое и не поймут, что, на хер, это вообще значит, а потом какой-нибудь гнусный пацан им возьмет и объяснит – само собой, сикось-накось, – и они станут про это
Директора там не было, за машинкой сидела только дама какая-то, лет ста. Я сказал ей, что я брат Фиби Колфилд из 4Б-1, и попросил передать, пожалуйста, записку. Очень важно, говорю, потому что мама заболела и обед не приготовит, поэтому Фиби придется со мной встретиться и пообедать в аптечной лавке. Нормально так она отнеслась, эта старушенция. Взяла у меня записку и позвала из соседнего кабинета какую-то другую даму, и другая дама эта понесла записку Фиби. Потом мы с той дамой, которой лет сто, чутка потрепались. Ничего она так себе, и я ей сказал, что ходил в эту школу, и братья мои тоже. Она меня спросила, в какую я сейчас хожу, я говорю – в Пенси, а она говорит, Пенси – очень хорошая школа. Даже захоти я ее поправить, у меня сил бы не было. А кроме того, раз она считает Пенси хорошей школой, то пускай. С какой радости сообщать чего-то
– Удачи! – совсем как этот Спенсер, когда я из Пенси сваливал. Господи, как я ненавижу, если мне орут «Удачи!», когда я откуда-нибудь сваливаю. Тоска сплошная.
Вниз я пошел по другой лестнице и там тоже увидел на стене «хуй вам». Снова попробовал рукой стереть, только тут
Я посмотрел на часы во дворе – только без двадцати двенадцать, до фига еще времени до встречи с Фиби. Только я все равно сразу к музею пошел. Больше-то некуда. Может, зайду в будку да звякну этой Джейн Гэллахер перед тем, как двинуть стопом на запад, – только не в жиляк мне чего-то было. Я ж даже не был уверен, что она вообще домой на каникулы вернулась. Поэтому я просто двинул к музею и стал там околачиваться.
Пока я ждал Фиби в музее, на самом входе и всяко-разно, подваливают ко мне два таких малявки и спрашивают, не знаю ли я, где тут мумии. У того пацанчика, что спрашивал, ширинка расстегнулась. Я ему про это сказал. И он штаны свои застегнул – прямо там же, где стоял и со мной разговаривал, – ни за колонну не стал заходить, ничего. Я чуть не сдох. Заржал бы, только испугался, что опять блевать потянет, поэтому не стал.
– Где тут мумии, дядя? – снова спрашивает пацан. – Не в курсе?
Я чуть повалял с ними дурака.
– Мумии? – спрашиваю одного. – Эт чего?
– Ну
В рыбницах. Я чуть не сдох. Он гробницы имел в виду.
– А вы, парни, чего не в школе? – спрашиваю.
– Уроков нет, – отвечает тот, который разговаривал. Врет, гаденыш, видно же, как я не знаю что. А мне все равно делать не фиг, пока Фиби не придет, поэтому я помог им найти, где мумии. Ух, я ж раньше точно знал, где они, только в музее этом уже много лет не был.
– А вас мумии интересуют? – спрашиваю.