Остальные подхватили это прозвище. Слухи о ее письме Тальену и о том, что ради нее бывший проконсул сверг комитетчиков, уже распространились по Парижу. Тереза стала Богородицей термидора. Всех так захватил этот подвиг любви, что померкли даже преступления Тальена в Бордо. Зато теперь охотно и вслух вспоминали, скольких людей спасла своим заступничеством мадам Кабаррюс.
Тереза действительно была доброй женщиной. Предложила Габриэль поселиться у нее в снятом Тальеном особняке в Шайо, и та согласилась. Своего угла больше не существовало, родных не осталось. Совместное заключение, общие надежды и усилия сделали Терезу близким человеком. К тому же мадам Кабаррюс сразу превратилась в самую модную женщину Парижа.
Дом оказался великолепным, однако внутреннее его убранство уже ничем не напоминало прежнюю позолоченную роскошь Версаля. За годы революции изменились не только люди, законы и представления, обновились даже вкусы. Повсюду стояли алебастровые вазы с рисунками из древней мифологии, курительницы с подставками в виде грифонов, сфинксов или орлов, столики-треножники, кресла без спинок со скрещенными ножками, длинные кушетки с одним подлокотником и прочие древнеримские предметы, возникшие в сегодняшнем Париже благодаря картинам Давида.
– Купаться, первым делом – купаться! Мне надо смыть с себя Ла-Форс!
Тереза отдала приказания, и слуги помчались готовить ванну. Габриэль словно попала в рай или вернулась в собственную юность.
Выкупавшись, женщины закутались в простыни и отправились в гардеробную выбирать одежду. Тереза открывала сундуки, выбрасывала из них переливающиеся золотом парчовые, бархатные и муслиновые юбки, узкие расшитые корсажи и необъятные пышные роб а-ля франсез, роб а-ля англез и прочие платья со шлейфами, словно сошедшие с картин Ватто.
Все эти достойные королевы одеяния мадам Кабаррюс откидывала:
– Это дореволюционное старье никуда не годится. Мы больше не будем наряжаться как при дворе Людовика XVI. Никаких фижм, панье, корсетов и париков. Я хочу что-то совсем иное. Я хочу чувствовать себя римлянкой, нимфой. Пусть все видят мое тело, мои ноги.
Выудила узкие полупрозрачные длинные рубашки из тончайшего льняного полотна:
– Туники! Это то, что надо.
Габриэль по примеру Терезы заколола струящуюся ткань на плечах камеями, красиво задрапировала складки. Все-таки отвратительный Давид изменил мир и даже жертв революции заставил следовать революционным идеалам: из зеркала на мадемуазель Бланшар смотрела благородная патрицианка – точно такая, какую художник так часто рисовал с нее.
ДОМ МАДАМ КАБАРРЮС вскоре заполнился красивыми, модными, полезными и услужливыми людьми. Тальен был победителем, ему прочили власть, к нему стекались сторонники, друзья, прихлебатели, единомышленники, представители столичной богемы. А Тереза властвовала над Тальеном. В считаные дни вокруг Богоматери термидора образовалось общество избранных: ее салон заполнили новые влиятельные персоны, а близ них вились привлекательные модницы и очаровательные модники – марвейёзы и инкруаябли. Поначалу Габриэль смущали мужские взгляды, все же одеяния ее были не плотнее нижней сорочки, но стоило вспомнить вонючую тюремную солому, изможденное лицо Франсуазы, и стыд топило желание жить, любить и красоваться назло месье Террору и мадам Гильотине.
Это было легко, поскольку в Париже немедленно возникло множество развлечений и удовольствий. Одной из граций, виконтессе де Богарне, пришла в голову блестящая идея устроить бал жертв, на который будут приглашены только пострадавшие от террора или родственники казненных.
Гости явились с черным крепом на рукавах, а неистощимая на выдумки Тереза повязала на свою белоснежную шею красную нить – с нее на ключицы каплями спадали кровавые рубины. Юноши нахлобучили растрепанные, грубо обрезанные у шеи парики, иные выбрили себе затылки. Всем нравилось унижать террор, низводя его до модного щегольства.
Все кавалеры вновь стали галантными и безрассудными, а дамы – легкомысленными и игривыми, как на наперстке Франсуазы. Однако вспоминать о тетке было невыносимо, и Габриэль научилась отгонять от себя тяжелые думы, отвлекать себя занятиями приятными и веселыми. Вот и сейчас к ней подошел невысокий, смуглый артиллерийский офицер, который оказался корсиканцем, недавно вернувшимся из действующей армии.
– А где вы воевали?
С сильным итальянским акцентом офицер горделиво заявил:
– Я был в числе тех, кто отбил у англичан Тулон.
Габриэль милостиво улыбнулась. Что еще оставалось делать? Революционные армии – победители, а победителей не судят. Вот и «прекрасная креолка» Роз де Богарне любезно принимала ухаживания бывшего якобинца и нынешнего предводителя переворота Барраса. Поэтому мадемуазель Бланшар терпеливо слушала похвальбу корсиканца.
– Французы еще увидят, что главное завоевание революции – это наша новая армия. Мы стали непобедимыми!
ebooksa