Альтернативная линия времени

22
18
20
22
24
26
28
30

– Разумеется, я не собираюсь рассказывать вам о том прошлом, которое помню, – продолжала Морехшин. – Впрочем, это все равно не имеет значения, поскольку все то, что я помню, еще не произошло.

– Что это такое? – Швета указала на непонятную каплю, медленно покачивающуюся на столе.

– Доказательство того, что я настроена абсолютно серьезно. Одно я вам все же раскрою: вы еще многого не знаете насчет Машин. Мы можем брать с собой определенные предметы – не только одежду. И людей. Мы можем путешествовать группами, по пять человек зараз.

– Я полагала, это ограничение интерфейса является жестким – никаких групповых путешествий! – возбужденно воскликнули Си-Эль. – И все для того, чтобы помешать перемещению целой армии, а может быть, чтобы предотвратить массовое бегство, когда дела становятся плохи.

– Ваша неосведомленность меня не волнует, – пожала плечами Морехшин. – Я здесь из-за войны редактирований. Ту, которую вы, Анита, первой описали в своем послании, хранящемся в Пещере архивов подчиненных.

Все мы дружно посмотрели на Аниту, на лице которой раздражение сменилось шоком.

– Что?.. Нет, я ничего не оставляла ни в какой пещере!

– Кто-то по имени Анита из группы «Дочери Гарриэт» оставил подробное описание войны редактирований, начиная с «комстокеров». Это были вы?

– Нет… Не я. По крайней мере, не я нынешняя.

Морехшин шумно вздохнула, понимая, что означают слова Аниты. Раскрытие будущего считалось очень серьезным нарушением, и, похоже, этот запрет продолжал действовать в том будущем, откуда прибыла путешественница. Никто не знал, как быть дальше.

Первой молчание нарушила я:

– Я следила за «комстокерами». Что вы можете сказать об этом ветвлении?

– Ничего. Как вы сами должны понимать. Я и так совершила непростительную глупость, раскрыв вам слишком много. Но… Нам нужно убить Энтони Комстока. – Морехшин указала на лежащую на столе каплю. Значит, это было какое-то оружие.

– Вы опоздали с этим примерно на сто лет. – Я скрестила руки на груди.

У стоящей рядом со мной Аниты было такое выражение лица, будто она проглотила раскаленные угли. Ее речь вырвалась краткими, усеченными фонемами, к которым она прибегала, споря на научных конференциях с пожилыми белыми мужчинами.

– Кроме того, многочисленные доказательства указывают на то, что убийство или спасение какого-либо человека не оказывают существенного воздействия на линию времени. Теория о роли личности в истории давно опровергнута. Ход истории могут изменить только общественные движения и коллективные действия.

Теперь настал черед Морехшин раздраженно поморщиться. Когда она заговорила, ее непонятный акцент прозвучал более выраженно.

– Свои стерильные радости вы можете послать ко всем чертям, хорошо? – У меня возникло ощущение, будто она дословно переводит какое-то грубое ругательство из будущего. – Вы ничего не смыслите в путешествиях. Вам еще не удалось вскрыть даже самый первый уровень интерфейса Машин. Мы располагаем накопленными за столетия данными, неопровержимо доказывающими, что можно изменить линию времени, воздействуя на конкретных людей.

Анита оглянулась на Беренис, и я поняла, о чем она подумала. Возможно, эта путешественница лжет или ошибается. Возможно, она говорит правду. На самом же деле мы практически не имели понятия о том, как работает история. Теории об изменении линий времени становились модными, а затем предавались забвению; каждый студент, изучающий геонауку, читал о многочисленных гипотезах, которые принимались, а потом отбрасывались, но только для того, чтобы быть принятыми вновь – с незначительными изменениями. Определенно геоученые эпохи Морехшин находились в фазе веры в роль личности в истории. Но по крайней мере продвинутым техникам того времени не удалось переправить ее в нужную эпоху. У нас оставалась возможность помешать ей убить Комстока и, вероятно, благодаря этому избежать сценария пострашнее, который случится, если место Комстока займет еще более хитроумный и коварный негодяй.

– У нас также есть данные, накопленные за многие столетия. – Си-Эль постучали пальцем по их древнему компьютеру, словно вся история жила на его убогом жестком диске.