Альтернативная линия времени

22
18
20
22
24
26
28
30

Мы стояли молча, десятки женщин из десятков разных мест.

– Ты один. Нас много, – заговорила Морехшин. – Ты не заставишь нас прочувствовать твой стыд.

У Комстока так сильно побагровело лицо, что я испугалась, как бы он не свалился в обморок.

– Освободите нам дорогу, грешницы! Суд не позволит вам осквернять Господа вашими… вашими… хучи-кучи!

Почему-то эти слова вызвали у меня смех. Наверное, я никак не ожидала услышать «хучи-кучи» от этого краснолицего мужчины с растопыренными в стороны бакенбардами. Другие женщины начали хихикать, а Морехшин трубно расхохоталась. Раздалась канонада криков, произнесенных с самыми разными акцентами.

– Ты совсем один!

– Убирайся в свой Нью-Йорк!

– Никто тебя не любит! Никто тебя не поддерживает!

– Твое время кончилось, лицемерный моралист!

– Нас много! Ты – один!

– Стыдись!

– Да здравствует хучи-кучи!

Последняя фраза оказалась заразительной, и все стали дружно скандировать: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХУЧИ-КУЧИ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХУЧИ-КУЧИ!» Пьяные работяги из «Мидуэя» подхватили наш клич. Украдкой оглянувшись на Сола, я с удивлением обнаружила, что он подхватил под руки двух танцовщиц-бедуинок и присоединился к нашему кругу.

Направившись прямо на Морехшин, Комсток попытался вырваться из круга между нею и полной женщиной в кепке разносчика газет. Расправив плечи, толстушка презрительно поморщилась.

– Сил не хватит, жалкий слабак!

– Расступитесь, сатанисты!

Морехшин не двинулась с места.

– Твоему богу неподвластен ход истории. Его определяют только люди. Ты это понимаешь? – Ее глаза вспыхнули двумя многофункционалами.

Комсток заколебался, краска схлынула с его лица. Похоже, до него дошло, что он оказался в кругу путешественников. Развернувшись, он бросился в противоположную сторону кольца, своей массой растолкав в стороны двух женщин. Оцепенение прошло, и мы расступились, пропуская женщин-управляющих.

– У тебя ничего не получится! – крикнул вдогонку удаляющемуся Комстоку Сол. – Если ты подашь на меня в суд, я добьюсь вынесения судебного запрета! В Чикаго никому нет дела до твоего проклятого… Черт… Нью-йоркского общества порока – или как там оно, твою мать, называется!