Мы стояли молча, десятки женщин из десятков разных мест.
– Ты один. Нас много, – заговорила Морехшин. – Ты не заставишь нас прочувствовать твой стыд.
У Комстока так сильно побагровело лицо, что я испугалась, как бы он не свалился в обморок.
– Освободите нам дорогу, грешницы! Суд не позволит вам осквернять Господа вашими… вашими… хучи-кучи!
Почему-то эти слова вызвали у меня смех. Наверное, я никак не ожидала услышать «хучи-кучи» от этого краснолицего мужчины с растопыренными в стороны бакенбардами. Другие женщины начали хихикать, а Морехшин трубно расхохоталась. Раздалась канонада криков, произнесенных с самыми разными акцентами.
– Ты совсем один!
– Убирайся в свой Нью-Йорк!
– Никто тебя не любит! Никто тебя не поддерживает!
– Твое время кончилось, лицемерный моралист!
– Нас много! Ты – один!
– Стыдись!
– Да здравствует хучи-кучи!
Последняя фраза оказалась заразительной, и все стали дружно скандировать: «ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХУЧИ-КУЧИ! ДА ЗДРАВСТВУЕТ ХУЧИ-КУЧИ!» Пьяные работяги из «Мидуэя» подхватили наш клич. Украдкой оглянувшись на Сола, я с удивлением обнаружила, что он подхватил под руки двух танцовщиц-бедуинок и присоединился к нашему кругу.
Направившись прямо на Морехшин, Комсток попытался вырваться из круга между нею и полной женщиной в кепке разносчика газет. Расправив плечи, толстушка презрительно поморщилась.
– Сил не хватит, жалкий слабак!
– Расступитесь, сатанисты!
Морехшин не двинулась с места.
– Твоему богу неподвластен ход истории. Его определяют только люди. Ты это понимаешь? – Ее глаза вспыхнули двумя многофункционалами.
Комсток заколебался, краска схлынула с его лица. Похоже, до него дошло, что он оказался в кругу путешественников. Развернувшись, он бросился в противоположную сторону кольца, своей массой растолкав в стороны двух женщин. Оцепенение прошло, и мы расступились, пропуская женщин-управляющих.
– У тебя ничего не получится! – крикнул вдогонку удаляющемуся Комстоку Сол. – Если ты подашь на меня в суд, я добьюсь вынесения судебного запрета! В Чикаго никому нет дела до твоего проклятого… Черт… Нью-йоркского общества порока – или как там оно, твою мать, называется!