Я буду скучать по Паломе. По ее дерзкой прямоте. По ее чувству юмора, которое частенько граничило со злостью. Но я знала, что мы будем постоянно поддерживать связь. Я назначила ее полноправной преемницей Мендосы, таким же старшим рабочим. Она проследит за тем, чтобы дом убрали и отремонтировали, а мебель накрыли тканью, чтобы уберечь от пыли. Она будет поддерживать жизнь в садах. Если мне или моим потомкам когда-либо понадобится этот дом, Палома позаботится о том, чтобы все было готово. Если я когда-либо исцелюсь настолько, чтобы вернуться сюда.
Если.
– Вы готовы, донья Беатрис? – спросил меня кучер.
– Одну минуту, – ответила я. Оставался один человек, с которым я еще не простилась.
Андрес стоял в стороне от экипажа, плечи его были напряжены. Он тоже смотрел на ворота, за которыми скрылись Палома с Мендосой, и не переводил взгляда на меня до тех пор, пока я не сделала несколько шагов и не остановилась прямо перед ним.
Наконец он посмотрел мне в глаза.
Долгое время мы оба молчали.
– Поедемте со мной, – выпалила наконец я.
У нас еще было время. Экипаж бы подождал, пока Андрес заберет вещи из своих покоев, примыкающих к капелле. Мы могли бы уехать вместе, могли бы начать новую жизнь. Незапятнанную, и идеальную, и…
Он отвел от меня взгляд и отвернулся.
Мое сердце упало.
– Я не могу, – его голос дрогнул. – Я тот, кто я есть. Это мой дом.
Андрес-священник. Андрес-ведун. Он был надломленным существом, тянущимся то ко тьме, то к свету. Он принадлежал этому месту в тех смыслах, какие мне никогда не постичь, и он принял решение: принадлежать и дальше. Поселению. Семье. Церкви. Его земле.
– Знаю, – прошептала я.
Но извинений за свои слова я не принесла. Это то, чего в глубине желала моя эгоистичная часть. Я хотела украсть его и сделать своим. Я хотела, чтобы он всегда был рядом со мной. Хотела, чтобы его теплая и сильная рука была прижата к моей. Я хотела, чтобы он был со мной, так сильно, что эта боль едва не пронзала до костей.
Но я понимала, что это невозможно.
Когда я отступила шаг назад, Андрес поднял голову. На мгновение я вспомнила его лицо прошлой ночью, вспомнила его смягченные темнотой черты. Как прикрылись его глаза, когда наше размеренное дыхание медленно утягивало нас в сон. Каким юным он был. Каким спокойным.
Сейчас же его налитые кровью глаза и сжатый в твердую линию рот выдавали, как сильно он борется за свое самообладание.
Если б только я была способна говорить. Если б только сказала что-то, что облегчило бы его и мою боль. Но я не могла. Внутри меня бушевала буря, мысли сбивались и метались, пытаясь вырваться на свободу. Я могла бы сказать, что он навсегда останется со мной. Что он спас мне жизнь, и я вечность буду у него в долгу.
Как я жаждала, чтобы он выбрал меня.