Дневник путешествия Ибрахим-бека

22
18
20
22
24
26
28
30

На площадь и вправду со всех концов города устремлялись огромные толпы народа, толчея и шум стояли ужасные. Я не мог не подивиться про себя, неужели у всех этих людей нет ни работы, ни дел?

Из двух боевых буйволов один, как мы потом узнали, принадлежал начальнику стражи мавзолея шейха Сафи, а другой — помощнику градоначальника; обоих почитают улемами города Ардебиля. Половину жителей города составляют сторонники начальника стражи, другую половину — сторонники помощника градоначальника. Я увидел, что почти все собравшиеся были вооружены — кто палкой, кто мечом или кинжалом, кто пистолетом, — словно готовились к большой схватке.

Но вот на площадь притащили буйволов и выпустили их. Эти бессловесные твари сначала смотрели друг на друга, как будто хотели что-то сказать на своем языке, а потом разом ринулись вперед и начали биться рогами. От ударов, наносимых их твердыми лбами, они иногда падали на колени, но и тогда продолжали теснить друг друга грудью. После нескольких ран буйвол, принадлежавший начальнику стражи, рухнул на землю.

Зрители начали испускать дикие крики. Сторонники помощника градоначальника окружили своего буйвола — один целовал победителя в глаза, другой обтирал ему ноги, кто-то притащил целый ворох дорогих шалей и набросил на спину животному. Рукоплеща и топоча ногами, они затем увели его с площади.

Я стоял, ошеломленный шумом и криками, и никак не мог прийти в себя от нелепости этого зрелища. Не в силах удержать тяжкий вздох, я подумал: «Боже милостивый! О если бы хоть раз за время моего путешествия я встретил бы вместо этого дикого скопища возвращающегося с победой иранского полководца, отстоявшего родину на поле битвы! Увидеть бы, как он въезжает в город с пушками, военным снаряжением и другими трофеями, отбитыми у подлого врага, а жители в благодарность за его услуги родине со всех крыш и из всех дверей бросают к его ногам цветы! И чтобы вместо этих разнузданных криков звучали прекрасные громкие песни, прославляющие мужество солдат родины! И эти драгоценные ткани, вместо того чтобы окутывать шею глупой твари, расстилались бы коврами на пути бесстрашного полководца, а улемы возносили бы молитвы во славу торжества и победы!».

Здесь пишущий эти строки горько зарыдал, а уважаемые читатели могут по желанию своему либо плакать, либо смеяться.

На следующий день мы пошли осматривать город.

Известно, что Ардебиль — один из старейших городов мира. Он расположен на ровном и красивом месте, однако зелени и садов в нем нет; считается, что климат его полезен. В связи с близостью к порту Астара, расположенному на берегу Каспийского моря, на русской границе, город играет немаловажную роль в торговле страны. Большое количество разных продуктов, товаров и сырья направляется через этот город из России в Азербайджан.

Поэтому караван-сараи здесь большие и благоустроенные. Однако и здесь нет ни купцов, ведущих крупную торговлю, ни компаний, ни обществ, которые способствовали бы процветанию торговли и всего государства.

На четвертый день нашего пребывания в Ардебиле я вдруг увидел, что на улице поднялась какая-то необыкновенная суетня, со всех сторон раздавались крики: «Эй, баба! Священная война!».

Недоумевая: «Это еще что за новые фокусы? С кем священная война?», я поднялся было, чтобы пойти посмотреть на это событие, но Юсиф Аму уцепился за мою полу:

— Не выходи! Не пущу! Не дай бог, в этой сутолоке с тобой что случится!

— Пусти меня, баба, — сказал я, — мне хочется узнать, что это за шум. Я вырвался из его рук и выбежал из дома.

Расспросив людей, я узнал, что ага Мир Салих или шейх Салих, я уж не помню, опоясавшись мечом и обрядившись в саван, отдал приказ о священной войне и собрал возле себя более двух тысяч городских жителей. Не знаю, что именно сделал один из государственных чиновников, но содеянное им пришлось этому господину не по нраву. Он приказал, чтобы чиновника схватили и приволокли в его дом. Беднягу так сильно избили, что он потерял сознание. Некоторые утверждали, что он скончался, другие говорили, что еще не умер, но скоро умрет.

Я подумал: «Аллах милосердный, что за светопреставление?! Да разве в этой стране нет властей, разве она не имеет хозяина? До чего дошли муллы? Палками забивают государственных служащих, а власти не могут и слова молвить? Не знаю, какие еще напасти свалятся на мою горемычную голову за это путешествие?».

Уже после того, как суматоха затихла, мне рассказали, что этот ага, три-четыре года назад вернувшийся из паломничества к священным гробницам имамов,[158] запер двери наживы прочим улемам. На людях, на виду у всех он питается только ячменным хлебом и уксусом, а у себя, на закрытой половине, ведет роскошную жизнь и употребляет не воду и уксус, а сок ширазского лимона.[159] Да, недаром говорят: «Когда находятся в уединении, то поступают иначе».

Можно не сомневаться, что лет через десять этот ага станет хозяином по крайней мере десяти больших деревень. Многие начали таким же образом. Вот, к примеру, Мирза Али Акбар, другой улем, самовольно захвативший доходы от налога со всех окрестных деревень.

Только в одной этой области примерно десяток значительных духовных лиц; все они очень влиятельны и имеют много последователей, тоже богатых людей, владеющих десятками лошадей и верблюдов.

Мы пробыли в этом городе восемь дней и, намереваясь ехать в Марагу, наняли у возницы трех лошадей ценой по восемнадцать кранов каждая. Отдав пятнадцать кранов задатку, мы велели ему быть готовым на утро.

Однако настало утро, а возницы все не было. Не явился он и в полдень. Тогда я послал человека за ним, и тот вернулся с известием, что все возницы разбежались.