— А мне-то что? — вскричал я. — Эй вы, слуги фараона и Шаддада, а ну-ка подальше от меня! Да вырвет господь из земли корни ваши и вам подобных! Или вы ждете, чтобы я снова вернулся к тому Нимвроду и спросил бы у него, чего хотят от меня эти порождения шайтанов?!
Тогда другой фарраш обратился к первому:
— Пойдем, Мешеди Риза, эти мерзавцы иностранцы все ненормальные.
Короче говоря, мы едва выбрались из когтей этих волков. Дорогой я сказал Юсифу Аму:
— Зачем ты сказал неправду? Мы ведь не иностранные подданные. А что, если бы они потребовали наши паспорта? Что тогда делать?
— То была ложь во спасение, — отвечал он. — Разве они сообразили бы вспомнить о паспортах, коли уж раскрыли кошельки для взяток, да дело-то не выгорело.
Я заметил, между прочим, что большинство иранских чиновников во время разговора с простым народом кладут руку на усы, покручивают их и как-то по особому выговаривают слова: быстро-быстро, громко и проглатывая окончания, например: «не, не...» вместо «нет», «оч... хор...» вместо «очень хорошо» и тому подобное.
Итак, мы вернулись на свою квартиру и оставались там еще целых тринадцать суток. Все время пребывания в Ардебиле я не находил себе места и тоске моего сердца не было предела.
Не страшно ли? Во всем городе никто из жителей, кроме меня, не отдает себе отчета о всех этих невероятных притеснениях и никто не удивляется такому положению. Можно подумать, что терпеть подобный гнет является их органической потребностью и что они и не подозревают о правах человека. Сознание этого еще больше увеличивало силу моих страданий.
И вот, несмотря на всю эту тиранию, тегеранские газеты каждый день заверяют в разделе «Вести из провинции», что народ доволен, покоен и всячески благоденствует. Можно подумать, что это эпоха самого Ануширвана! Да будут вовеки презренны эти люди!
Кстати сказать, губернатору, как потом выяснилось, и нужно было всего каких-нибудь двадцать голов этих несчастных скотов. И это-то послужило причиной невообразимой сутолоки, шума, незаконных захватов, приостановило торговлю и причинило людям столько неприятностей! Воспользовавшись суматохой, губернаторские фарраши поживились и здесь, собрав с бедных владельцев вьючного скота более двухсот туманов.
И ни один из почтенных купцов рта не раскрыл, чтоб возмутиться, чтобы крикнуть: «Что это за беззаконие!». Можно подумать, не дай бог, что творец создал людей только для того, чтобы они тянули на своей шее ярмо угнетения.
Но время шло, и на четырнадцатый день к нам, наконец, пожаловал возница, который где-то прятался во время этой суматохи. Увязав пожитки, мы тронулись в путь.
По дороге Юсиф Аму вдруг говорит мне:
— А помнишь ли ты случай, о котором рассказывал нам в Каире Ахмад Эффенди из Тебриза?
— Что за случай?
— Ахмад Эффенди рассказал вот что: однажды в Тегеране заболел какой-то генерал, и среди ночи послали фарраша за знаменитым врачом, чтобы он помог больному. Бедняга врач, поднятый среди ночи с теплой постели, явился к больному вельможе. Определив болезнь и приготовив лекарство, он пошел было обратно. Вдруг фарраш этого сиятельного генерала хватает его за воротник с требованием «чаевых». «Ага-джан, — говорит врач, — глубокой ночью я явился сюда, чтобы вылечить твоего хозяина, а мне ничего не заплатили за визит. Что же я могу тебе дать?». Но фарраш не отступал: «Не рассказывай сказки, я ведь не слуга твоего отца, давай-ка мне за услуги!». Врач поневоле возвращается к господину и докладывает ему: «Господин генерал, ваш слуга требует от меня за услуги, а я сам ничего от вас не получил». На это генерал отвечает: «Ах, хаким-баши,[162] ну и прохвосты эти фарраши! Дай ему какую-нибудь малость, чтоб отвязался».
— Так вот, тогда, — прибавил Юсиф Аму, — вы беднягу Ахмада Тебризи всячески поносили как лжеца и винили в том, что он не патриот. А вот теперь и стало ясно, что человек-то говорил правду. Теперь вы в этом убедились сами, когда и от вас потребовали за такие же «услуги».
— Молчи, бога ради, — воскликнул я. — Ни слова больше, с меня довольно и этих мучений!
Краткий вывод о путешествии в Ардебиль. В этой области люди имеют склонность к показным благочестивым беседам — в каждой лавке, в каждом доме только и слышишь то о каком-то муджтахиде,[163] то о неком шейх ал-исламе,[164] то о каком-нибудь имаме. С большим оживлением также беседуют о боевых буйволах. К примеру, говорят, что, мол, буйвол такого-то владельца потому оказался побежденным, что в глаза ему светило солнце. И почти все в разговорах мелят подобную чепуху. И никто даже не думает о жизни, о своей душе. Они проявляют полное небрежение к заботе об увеличении общественного богатства, к вопросам науки, они лишены великого чувства — любви к родине. Словом:
ebooksa