— То, что в тех краях нет таких болезней, — повторил я.
— Разве мы нездоровы?
— Да, такое состояние — своего рода безумие.
Я заметил, что некоторые при этих словах нахмурились.
— Дорогие господа! — воскликнул я. — Будьте великодушны и простите меня за все, что вы услышите. Я ведь — чужеземец, прошу вас, отвечайте мне по справедливости. Вчера я приехал в ваш город и увидел возле него целое поселение, устроенное для больных проказой. Вы и сами видели степень их нищеты; да избавит меня бог от подобных зрелищ! А ведь это ваши соотечественники и братья по вере! И следовало бы вам призадуматься о том, чтобы построить больницы для их излечения, — оно ведь возможно и легко удается на первой стадии заболевания, тогда ваши братья и граждане не жили бы в нечеловеческих условиях, как какие-то дикие звери пустыни в пещерах и у подножий гор. Я так прикинул, что на берегу этой реки, которую вы избрали местом своего приятного времяпрепровождения, вас собралось приблизительно тысяч около трех, и каждый из вас потратится сегодня по крайней мере на один кран — в сумме это даст триста туманов. А за все весенние и летние месяцы на эти ваши еженедельные развлечения расточаются суммы, достигающие шести-восьми тысяч туманов. И вот что поразительно — вы еще ликуете и похваляетесь таким мотовством и легкомыслием и считаете такое времяпрепровождение одним из самых больших удовольствий. Увы, сто раз увы!! Один из присутствующих поднял голову и сказал:
— Дорогой брат и гость, не омрачай наше веселье! Прочие молчали и хмурились.
Тут я заставил себя удержаться, прикусил язык и был еще рад, что дело не дошло до побоев. Вскоре тема разговора переменилась.
Близился вечер. То там, то сям открывались крышки больших котлов с пловом и челавом. На обоих берегах реки поднялся к небу такой шум голосов, что за ним перестал быть слышен ужасный грохот водопада. И повсюду на протяжении двух миль жители города начали стелить скатерти, усаживаться вокруг них и приниматься за еду.
Покончив с едой, собрали скатерти, еще немного посидели после заката, и мало-помалу толпы гуляющих стали расходиться, направляясь в сторону города. Мы тоже пошли на свою квартиру.
Расспросив кое-кого, мы узнали, что жители города ведут этот обычай еще с давних времен. По причине ограниченности ума и по легкомыслию они никогда не стремились к расширению торговли в своей стране и всегда проводили время в такой беспечности, безделии и лени.
Уже с четверга они начинают готовиться к своим увеселениям, а все субботы уходят у них на обсуждение случившегося за пятницу: тот-то покинул одну группу и присоединился к другой, такой-то был там-то, а вот мы ели плов с этакой приправой — и тому подобные толки и пересуды.
На следующий день около полудня мы пошли помолиться в пятничную мечеть, которая находилась в районе караван-сарая, неподалеку от нашего жилища.
Возле мечети расположилось медресе с помещениями для учащихся, а посреди двора был водоем с чистой водой.
Совершив омовение, мы вступили в мечеть. Вдруг я заметил склад дынь, который был устроен в одном углу святой мечети. У меня потемнело в глазах от этого зрелища. Гляжу в другую сторону — вижу, сидят два человека. Подойдя ближе, я спросил у одного:
— Дядюшка, чьи это дыни?
— Мои дыни, — ответил он.
— Чья же это лавка?
— Ты что, праведный человек, не видишь разве, что здесь мечеть, а не лавка? Да и где это видал ты такие большие лавки?
— А мечеть чья? — спрашиваю я.
— Мечеть — ничья, это храм божий.
ebooksa