Двор. Баян и яблоко

22
18
20
22
24
26
28
30

— Ох, парень! — опять возразила Шилова. — Не знаю, что твоя матка пила-ела, но язык тебе дала без костей.

— Не прибедняйся, тетя Тоня, — опять громко усмехнулся Шмалев. — При случае и ты не спустишь.

— И не спускай ни за что-о!.. — пропел теплый грудной голос.

— Александре Трофимовне честь и место! — вмиг поднялся Шмалев, и лицо его ярко вспыхнуло до самых волос. — Эй, дежурная, тарелочку сюда горяченького!

— Экий! — рассмеялась Шура. — Я, чай, сама не без языка… Да что ты крошки-то сметаешь? Я ж опять не безрукая!

— Ах нет, Александра Трофимовна! Не могу допустить, чтобы вокруг вас была неопрятность… А ну, поднимите локоток, — суетился Шмалев и все с таким непринужденным видом, что каждому становилось понятно: угодничает он, ловкий, разбитной парень, не унижая себя, а казалось, радуясь и не стыдясь этого показать другим, перед женщиной, которая бесконечно нравится ему.

— Эй, дежурная! — шутливо приказал он, хлопая в ладоши. — Кушать Александре Трофимовне! Немедленно!

— Да что ты, право? — воскликнула Шура, когда Шмалев принял ее тарелку. — Слушай, может, за меня и пообедаешь, а?

Ее карие глаза блестели, губы невольно распускались в улыбку, веселость владела ею.

«Так, так, — подумал Баратов. — Этакие колхозные Герман и Доротея…»

Ему вдруг тоже стало весело и даже захотелось есть. Он вдруг представил себе Шуру и Бориса рядом на садовой тропинке, под изливающими медовый аромат яблонями. Двое людей шагали среди трав, по живой плодоносной земле, отдаваясь только взаимной своей радости.

«Человек в чистом виде, — смутно думал Баратов, — под защитой солнца и яблонь…»

Он вышел из-за стола и с наслаждением закурил, отдаваясь блаженной и смутной мечте.

Никишев заметил, как нетерпеливо ждал Семен передышки в этом радостном шутейном разговоре. Когда Шура смеялась, лицо Коврина принимало растерянное и умиленное выражение. Он даже смолк и рассеянно щипал хлеб. Темная тугая вена напряженно играла на его загорелой шее.

— Шура, ну как? — наконец бросил он с трудом. — Ну как?

— Что? — и Шура подняла от тарелки рассеянный, счастливый взгляд. — Ах, ты об этом… Да, да, весь участок прошла.

Брови ее опять заиграли, смех, улыбка переполняли ее, но, словно застеснявшись Семена, она вдруг нахмурилась и сказала с деловитой озабоченностью:

— Знаешь, только «интер» наш плоховат.

— На днях иду я, — вмешался Борис, — и вижу, как Александра Трофимовна с «интером» воюет, и руки у нее по локоть в черном масле. «Ай, говорю, Шура, разве можно так одной убиваться? Все же, говорю, у вас женские, слабые руки. Я и полез под «интер»…

— Что же ты не сказала, что тебе помочь надо? — стараясь не встречаться со взглядом Бориса, сказал Семен и добавил бесцветно и сухо: — Задержка в ремонте всегда вредит работе, Шура. Это надо помнить.