Двор. Баян и яблоко

22
18
20
22
24
26
28
30

Никишев спал на светлом, с большим окном чердачке, как раз над комнатой Семена Коврина. Из чердачного окна открывался широкий вид на колхозные сады и пашни, на залитую солнцем Пологу. У окна Семеном был заботливо поставлен небольшой столик, на котором вполне свободно можно было разместить локти и писать. От пышного сенника на топчане упоительно пахло полевыми цветами, а под стрехой хлопотливо чирикали воробьи. Вообще, как сразу сказал Семену Никишев, лучшего летнего кабинета он себе и пожелать не мог.

Солнце будило его рано, а сегодня, проснувшись, Никишев с удовольствием услышал внизу голос Семена Коврина. Спустившись вниз, он передал ему технические брошюрки, оставленные его знакомым.

Семен просиял и, перелистывая брошюрки, сообщил Никишеву, что привез их, по обещанию, один из его доброжелателей-кооператоров. Потом, спохватившись, Семен стал восторженно благодарить Никишева. Но тот, остановив его излияния, лукаво добавил, что прежде всего надо благодарить Шуру. Узнав, при каких обстоятельствах переданы были Шурой Никишеву эти так нетерпеливо ожидавшиеся прейскуранты и брошюрки, Семен багрово покраснел. Из груди его невольно вырвалось:

— Шура… душа моя…

Никишев, будто не заметив ничего, сказал серьезно и деловито:

— Имей в виду, Семен Петрович, эта умная и славная девушка тебя поддерживает.

— Да, да… видно, всамделе, это так и есть! — и он опять залился румянцем.

«Молодчина, выбор твой даже очень хорош!» — удовлетворенно подумал Никишев и деловито предложил вслух:

— Знаешь, я хоть и не техник, а все-таки и мне было интересно ознакомиться с этими прейскурантами и брошюрками… давай посмотрим их еще вместе.

Тут как раз зашел Петря Радушев, который тоже принял участие в просмотре, и наконец все остановились на одном, наиболее удобном и экономичном типе сушильной камеры.

— Только уж теперь держи ухо востро, председатель! — сказал в заключение Радушев. — Сразу-то, не узнавши броду, не суйся в воду, а то нас с тобой опять утопят, обязательно утопят!

— Позвольте, позвольте! А когда же это вас двоих… утопили? Как? Почему? — заинтересовался Никишев.

— А уж об этом пусть председатель расскажет, — усмехнулся Петря и пошел по своим делам.

И Семен рассказал простую историю о том, как несколько месяцев назад на колхозном собрании «утопили» их совместное с Радушевым предложение о механизации. Выступая тогда на собрании со своими выкладками, он, признаться, не задумывался о том, кто и как встретит его сообщение. Ему казалось, что если он старается для общего блага, для всех, так и ему ответят тем же. И как же оба они с Радушевым были ошеломлены, когда на собрании поднялся шум и споры, когда противники механизации потопили в своих скандальных выкриках все планы Семена Коврина!

— И пошли мы с Радушевым с того собрания как оплеванные! — заключил Семен и даже зубами скрипнул — боль и досада после того неожиданного провала помнились так остро, будто это было вчера.

Никишев, к удивлению Семена, выслушал рассказ спокойно и сказал только:

— Случилось то, что и должно было случиться.

— Как то есть? — удивился Семен.

— Да ведь вы же, уважаемые товарищи, ничего не подготовили к тому собранию. У вас, как мне представляется, не были учтены силы «за» и «против», потому вы и не знали, на кого именно вам опереться, от кого ждать поддержки. Но падать духом после этого провала не следует. Ты, я вижу по всему, собираешься провести в жизнь задуманное… Но уж теперь, Семен Петрович, надо действовать умнее и наверняка.

— Буду действовать! — упрямо промолвил Семен. — Да ведь я об этом, основном, в письме своем отписал… я ведь потом нашу с Радушевым ошибку понял. Но хоть я и понял, а все-таки мне чертовски трудно по-прежнему! Вот чувствую, знаешь, как на подводные камни того и гляди наскочит наш, так сказать, колхозный корабль… того и гляди пропорет ему дно или бока!..