— Не все сразу, Сергей Сергеич, не все сразу.
— Ах, да… ты ведь все любишь взвесить, потом убедиться… и только после всего этого рука твоя наконец выведет первую строку… Ну, хорошо, не будем спорить на сей счет… Все-таки Шмалев Шуру увел… и она с ним, смотри, идет и слушает его… что?
— А по обочине, обрати внимание, за ним идет Семен Коврин.
Семен, мелькая из-за кустов темноволосой головой, шагал неслышно по траве, и каждое слово идущих впереди доносилось до него вполне ясно.
— Вы не серчайте на меня, Александра Трофимовна, — просительно говорил Шмалев.
— Да за что? — лениво спросила Шура.
— За прибаутку не серчайте… насчет того, что кого вы отличите, тот и атаман.
— Никого я не отличаю, — холодно сказала Шура и отвернулась от Шмалева.
Тот неловко пожал плечами и быстро свернул в переулок. Тогда Семен подошел к Шуре и посмотрел ей в лицо беспокойным и печальным взглядом.
— Ну? Что тебе? — вздрогнув от неожиданности, отрывисто бросила ему Шура. — Эх ты… герой флота… Грубую, скверную бабу осадить не сумел, она ж надо мной, да и над тобой тоже издевалась!..
Семен поднял на женщину тусклый, точно выпитый взгляд.
— Личную мою линию не могу вмешивать в общие дела! И чтобы этого не допустить, я на все пойду… Ежели личная линия покажется у всех на виду — позор… нельзя терпеть…
«Словно подмененный, даже почернел весь», — подумала Шура с невольной жалостью.
Некоторое время она молча шагала рядом с Семеном, остывая от возбуждения и досады.
— Странное дело! — заговорила она задумчиво и строго. — Если ты позора не допустил, так почему от этого радости нету? И опять же я не понимаю… Ты вот в мужья ко мне просился… Если бы я за тебя вышла, мы с тобой тайком бы жили, чтобы никто не знал, что мы друг дружке родные?
— Но ведь ты все не идешь за меня, Шура, — угрюмо возразил Семен. — Поддерживаешь меня в деле, а чтобы в загс вместе, наконец, поехать, — тут я тебя не докличусь!
— Все еще испытываю я тебя… — грустно вздохнула Шура. — Была ошибка у меня в жизни… тебе об этом я сказала, а все-таки еще испытываю тебя, какой ты есть: не станешь ли потом меня попрекать да мучить?
— Эх, Шура, Шура!., знаешь ведь, как ты люба мне… а вот оттого, что ты все еще пытаешь меня, и все знают, что ты не жена мне, а та, кого я к другому ревную… значит, я и завидовать могу, злобствовать и портить отношения с людьми в общем колхозном деле из-за личной моей линии? Нет, невозможно, это нельзя!.. Как большевик, я, Шура, от этого должен быть чист, как стеклышко.
— Нет, — сказала она убежденно, — если уж чист, так и горд, гордее всех. А ты где-то заврался, Семен… Ну, ладно, потом договорим… Что-то обидно мне и тяжко на сердце… я пойду… прощай пока.
Семен долго смотрел ей вслед, пока она не скрылась за косогором.