Двор. Баян и яблоко

22
18
20
22
24
26
28
30

— Да не благодари ты, пожалуйста, не кланяйся… чудной ты стал какой-то..

У поворота в переулок, где она жила, Шура оглянулась, Шмалев стоял на дороге и смотрел ей вслед; баян, как диковинный четырехугольный горб, чернел у его плеча, и было в этом молчании что-то притаившееся и незнакомое.

— Да ну тебя! — прошептала Шура и пошла к дому, чем-то недовольная и даже смутно встревоженная.

«А… да я просто устала… Скорее спать, спать…» — наконец решила она.

Николай с женой не спали. Молодая сидела на постели, закрыв лицо руками. Ее коротенькая густая коса растрепалась по белой спине, а голые круглые колени стыдливо дрожали под рубашкой.

— Что у тебя со Шмалевым было? — мрачно допрашивал Николай.

— Ничего не было…

— Как же, поверю я… Если не было, так кто он тебе… кто?

— Н-никто…

— А зачем на него так жалостно глядела, зачем своей рукой вино ему подносила?… И опять ты врешь. Срам-то какой:

— Не вру, Николай Иваныч, вот ей-богу же! — проговорила она жаркими, вспухшими от слез губами и, перекрестившись, закрыла ладонями мерзнувшую от стыда грудь.

— Может статься, где-нибудь встречались вместе… баловались прежде, по молодости лет. А? Говори, не стесняйся! Я ведь тебе не чужой. Ну?

Он даже готов был простить ей какую-либо мелкую, нестрашную вину, хотя бы и выдуманную. Но придумать Валя ничего не могла и не сумела бы сейчас рассказать про бескорыстную и умиленную радость созерцания чужой сверкающей жизни, радость, которой в недавнем прошлом питалась ее голодная мечта, а сегодня и гордость.

Она привыкла с благоговейной скупостью охранять свое невесомое и невидимое глазом сокровище. Оно сияло в ней, подобно нарядным, украшенным фольгой и цветными стекляшками вазочкам из картона (в теткином шкафу), которые не удержали бы в себе и ложки воды.

Николай все не отставал, готовый принять любую выдумку, которая вернула бы равновесие его взбаламученной душе.

— Бывает ведь, балуется молодежь… До главного не дойдет, а друг дружку смутить могут… Было такое с тобой?

— Такого не было, — сказала она, вздохнув.

— Тогда зачем ему вино подносила? — простонал Николай. Он тут же с болью подумал, что он — муж и по всем правилам руководитель этой неопытной молоденькой женщины — уже не в первый раз, как к запертой двери, возвращается сегодня к одному и тому же: если ничего не было, так почему же так обласкан был его женой баянист?

Погоня за тайной утомила Николая. Не имея сил сдержать обиды и весь дрожа, он ударил жену ладонью по белой спине.

— Так кто ж ты ему?