Двор. Баян и яблоко

22
18
20
22
24
26
28
30

— Что делается… а? — прохрипел Баюков, глаза его потускнели, ноздри короткого носа раздулись, как от удушья. — Далась им, проклятым, моя корова!

— Ничего, ничего, — успокаивающе промолвил Демид. — Перемелется, все перемелется, по-нашему выйдет.

«Ох, пока-то перемелется!» — вдруг опасливо подумал Финоген и мигнул Демиду, как бы говоря: «Ты иди, а я еще побуду здесь — надо же человека успокоить!»

— Чего стоишь? — прикрикнул Степан на брата. — Заводи Топтуху под крышу… да возьми из амбарушки замок и навесь как следует.

— Мы же никогда не запирали… — начал было Кольша, но старший брат крикнул зычно, явно желая, чтобы его услышали на корзунинском дворе:

— Запирай, говорю! Да покрепче, чтобы ночью воры не подобрались да нашу Топтуху на свой двор не увели… Теперь коровушка у нас под замком будет всегда, только под замко-ом!

Степан с такой яростью выкрикнул последнее слово, что даже поперхнулся и закашлялся.

— Ох, уж зачем же так-то? — мягко укорил Финоген, поднося ему ковшик. — Ha-ко, воды выпей… Этак, ей-ей, голос навовсе можно надорвать.

— Будь они прокляты! — шумно выдохнул Баюков.

Финоген посмотрел на его осунувшееся, сразу подурневшее лицо и пожалел вслух:

— Боюсь я, изведешься ты совсем с этой тяжбой, Степан Андреич.

— Да… уж пока дело не выиграю, покоя не будет, — тяжело дыша, ответил Баюков.

Финоген помолчал, а потом просительно сказал:

— А все-таки, Степан Андреич, от сердца советую тебе: брось ты все это дело, не связывайся с Корзуниными — тошные люди, жадюги, кулацкие души. Они, подлые, не тебе одному, а и людям готовы навредить. Затянет тебя сутяжное дело, а наше общественное в сторону отпадет.

— Зачем же, я свои обещания помню, — сурово возразил Степан.

— Ты не обижайся, прошу! — взволновался Финоген. — Опасаюсь я тяжелой той заботы, как бы она душу в тебе не съела. Потому-то, тебя уважая, советую: уж отдал бы ты им эту коровенку… да и отступился бы… ну их к чертям… Потом еще учти: по закону ведь жене половина имущества полагается.

— У меня, Финоген Петрович, не тот случай, — помрачнел Баюков. — Меня обкрадывали, обдирали, как мертвого… обманывали…

— Эх, Степан Андреич, голубчик, да разве когда люди добром расходятся? — сокрушенно продолжал Финоген. — Все равно Марина с тебя требовать может. Сколько хлопот да тревог у тебя впереди будет с этим делом… Да коснись меня такая тяжба, я не стал бы себе печенку портить — отдал бы да и отступился.

Степан вдруг вскипел:

— Будто не знаешь, как крестьянину все достается?.. К примеру, хомут, шлея, дуга — безделка на первый взгляд, а их еще отец мой заводил. А тут, на-ко-ся: корову отдать!.. Хозяйство, трудом нажитое, разорить за здорово живешь. Нет, добром я ни-че-го не уступлю! Я на них встречный иск подам!