Степан, натягивая вожжи, крикнул гулко:
— Небось у вас столько не найдется!
— Ну их к лешему! — опасливо зашептал Баюкову Финоген, подталкивая его руку, натянувшую поводья. — Хлестни-ка ты коня покрепше, да и покатим себе…
Но Степан уже ничего не слышал, видя перед собой только ненавистных людей, которые разбили его счастливую жизнь. Маркел, будто мстя за сегодняшнюю свою растерянность в городе, теперь задирал с ухарским молодечеством: прищелкивал языком, хохотал трескуче, как колотушка.
— На воров, баешь, подал? На воров? Где же они, такие?
— Где?! Видали вы таких бесстыжих, люди добрые? — выкрикнул Степан. — Еще и спрашивают да оглядываются!
Степан ткнул свернутым кнутом в сторону Платона.
— Вот оно, ворованное… глядите все! Сапоги-то на нем чьи? Мои!.. Рубаха сатиновая, штаны… чьи? Мои-и!..
Матрена, вторя свекру, пересела на край и показывала кукиш.
— Врешь, врешь, нищими отродясь не бывали… Все свое носим. Попробуй-ка сыми, сыми!..
Степан презрительно плюнул.
— Не я сниму, суд позаботится!
Платон, беспокойно ерзая на месте, ненужно зачмокал на лошадь.
— Куды гонишь?.. Дур-рак! — и Маркел со злостью дернул его за плечо.
Степан раскатился злобным хохотом.
— Людям в глаза глядеть стыдно! Жарко, поди, в чужой-то одежде?.. На тебе не только шапка горит, а и все горит… до последней ниточки!
Первые дни, думая о Платоне, Степан представлял себе его только рядом с Мариной и испытывал невыносимое оскорбление. Сейчас он помнил и видел только сапоги и одежду, что приобретены им, Степаном, а носит их Платон, — и поэтому радовался, что так сейчас находчив и зол на слова и что они бьют врага наверняка.
— Когда износишь, голова, где опять возьмешь?.. Гляди, новые невесты еще не выросли!
— Будя, будя! — предостерегающе прогудел Демид над ухом Баюкова. — Зазорно этак переругиваться… мы не собаки… Будя!
— Ладно, — глухо сказал Баюков и, будто опомнясь, повернул лошадь ближе к обочине дороги. И другие подводы с баюковскими свидетелями тоже начали поворачивать в сторону, чтобы объехать корзунинскую подводу.
ebooksa