Колокол

В комнате мужа было темно. Элен прошла к письменному столу и открыла выдвижной ящик.

28 глава

Ребекка закрыла книгу и поставила её на полку. Здесь было много книг; она всегда спрашивала, какую бы он хотел послушать на этот раз, пытаясь уловить ответ в его отрешённом взгляде.

– Какую выберем сегодня? Эту? – Она перебирала стопку с твёрдыми, слегка потёртыми корешками. – Или эту? – показывала ему другую. – Может быть, любовный роман? – смеялась она. – Нет, я знаю, тебе не хватает приключений; может, про мореплавателей?.. Давай читать про море, Жоэль.

Жоэль моргал. Он моргал, потому что не мог лежать долго с открытыми глазами, как и любой человек, но Ребекка всегда принимала это за ответ. Может, оно так и было, оно непременно должно было таковым быть.

Она всегда читала Жоэлю, каждый день. Каждый раз веря, что он услышит её, каждый раз отвечая на свои же вопросы. Ей казалось, что раньше он хоть как-то реагировал на слова, но за последний год ушло и это. «Что вы хотите, – говорил ей доктор, – никто не может предугадать работу мозга; мальчик теряет навыки, в его состоянии это естественно». Доктор сказал, что может ответить лишь за работу мышц, что, если ребёнок сможет ходить, вернутся и другие навыки. Любой потеряет способность слышать и видеть, если единственное, что он видит, – это потолок. «Мы поставим его на ноги, он будет ходить по дому, выходить во двор; быть может, вы будете возить его в город… Кругозор – вот что необходимо для развития ребёнка. Он должен познавать мир через тактильные ощущения, это основная наша задача».

Ребекка смотрела на Жоэля и, казалось, уже не видела в нём того ребёнка, каким тот был пять лет назад. Тогда он бегал по дому как заведённый, снося всё на своём пути; Люсинда ворчала на него, мать закатывала глаза, а Фабьен лишь одобрительно посмеивался. Как-то Юбер привёз из леса тигровые лилии и посадил их перед домом, они пахли мёдом и карамелью. Жоэль любил зарываться в эти карамели, а после бегать за гостями с оранжевым носом, грозясь уткнуться в их вечерние платья. Как-то мать, потеряв терпение, велела избавиться от цветов, и больше Жоэль не пах тигровой пыльцой. А вскоре дом избавился и от гостей – после случая с Жоэлем они перестали приходить.

Каким же потешным был тогда Жоэль… Ребекка вдруг вскочила с кровати, обняла и поцеловала брата в обе щеки.

– Ты помнишь тигровые лилии, Жоэль? Помнишь? Они росли под нашими окнами.

Ребекке показалось, будто что-то похожее на улыбку искривило тонкие губы мальчика.

– Да-да, – она поцеловала его ещё раз, – ты помнишь, они пахли мёдом, а твой нос был всегда ярко-рыжий…

Точно, это улыбка! Он улыбался ей, её Жоэль, и никто этого не видел…

– Люсинда! – Ребекка кинулась к двери, – Люсинда, где доктор?

– Он у себя, велел не заходить, – крикнула горничная, звеня половником о днище кастрюли и разнося по всему дому сладко-подгорелый запах сливового конфитюра.

Ребекка накинула кофту, зашнуровала ботинки и сбежала на первый этаж.

– Побудь с Жоэлем, я скоро, – приказала она служанке и выбежала во двор.

Люсинда только ухмыльнулась, продолжая соскабливать пригоревшие остатки жёлтой массы со стенок огромной кастрюли; она и правда не понимала, зачем быть с тем, кому всё равно, кто с ним.

Месье Лоран ходил по кухне, ворча и потирая копчик; пол скрипел под его шагами, стулья постукивали о неровный пол.

– Вам уже лучше, месье Лоран? – спросила Люсинда, из последних сил сдерживая подступающий смех.

– Я убью его, Люсинда. – Фабьен протяжно застонал, пытаясь выгнуть спину, но быстро скрючился обратно. – Мерзавец… я чуть не потянул поясницу.