813

– … чтобы я оставил Марокко Франции, – рассмеявшись, сказал иностранец.

Идея, которую предложил Люпен, показалась ему на редкость смехотворной, и он смеялся от всего сердца. Какая несоразмерность между целью, которую требовалось достичь, и предложенными средствами!

– Конечно… конечно… – продолжал иностранец, безуспешно стараясь снова стать серьезным, – идея, конечно, оригинальная… Перевернуть всю мировую политику ради того, чтобы дать свободу Арсену Люпену! Разрушить планы империи, чтобы позволить Арсену Люпену вновь совершать свои подвиги!.. А почему бы уж в таком случае не попросить заодно Эльзас и Лотарингию?

– Я об этом думал, – признался Люпен.

Иностранец развеселился еще больше.

– Восхитительно! Но вы пощадили меня?

– На этот раз да.

Люпен скрестил руки. Он тоже веселился, преувеличивая свою роль, и продолжал с нарочитой серьезностью:

– Однажды обстоятельства могут сложиться так, что в моих руках окажется возможность потребовать и добиться этого возврата. В тот день я, разумеется, не премину это сделать. А сейчас оружие, которым я располагаю, вынуждает меня к большей скромности. Мира в Марокко мне достаточно.

– Только и всего?

– Только и всего.

– Марокко взамен вашей свободы?

– Не более того… или, поскольку ни в коем случае не следует упускать из вида сам предмет этой беседы, скорее немного доброй воли со стороны одной из двух великих стран, о которых идет речь… а взамен отказ от писем, которые находятся в моей власти.

– Эти письма!.. Письма!.. – с раздражением прошептал иностранец. – В конце концов, ценность их, возможно, не столь велика…

– Они написаны вашей рукой, ваше величество, и вы оценили их достаточно высоко, придя ко мне в эту камеру.

– Ну и что?

– Есть и другие письма, происхождения которых вы не знаете и о которых я могу дать вам определенные сведения.

– А-а! – обеспокоенно произнес иностранец.

Люпен заколебался.

– Говорите, говорите со всей откровенностью, – приказал иностранец, – выражайтесь яснее.