Ярина поднесла яйцо к глазам. Втянула воздух. Укусила себя за запястье, решаясь. Стиснула яйцо в пальцах, сжала зубы и раздавила. Ничего не случилось, и небо не рухнуло; думала, потечёт по пальцам липкое, вроде желтка, вроде крови… Нет, только дым пошёл, совсем как из того яйца, из которого василиск так и не вылупился.
«Может, я сама как василиск для Леса?» – подумала с ужасом. Изо всей силы свободной рукой вцепилась в перья, замотала головой, отгоняя мысль. Но та разрасталась, крепчала, вспоминались слова Обыды:
«Если бы василиск вылупился, сколько бы бед в Лесу наделал! Сколько бы погубил и людей, и зверей, и тварей волшебных… Вглядись в будущее: открыта разве для них чёрная дверь? Нет! А пришлось бы отворить, если бы змее дала вылупиться».
Может, не зря тогда Лес то яйцо навстречу послал, а теперь другое яйцо дал в руки – напомнить? Может, и Ярину Обыда должна раздавить, как того змеёныша, чтобы не наделала больших бед?
– Нет! Да нет же!
Слёзы относило ветром, чертило дорожки от глаз к вискам. Хватит! Хватит знаки искать там, где всё ясно! Либо она Лесных тварей волшебных перебьёт, чтобы сила освободилась, чтобы и Обыда, и яблочко, и сама Ярина ужиться смогли, – либо конец одной из них!
– Ни я не хочу умирать, ни Обыда! – крикнула Ярина. Захлебнулась ветром и разломила иголку. Как прутик оказалась игла, как соломинка: раз – и треснула пополам.
Юсь вскрикнул и широкими кругами принялся опускаться к Кощееву дворцу.
Глава 28. Страшная цена
– Яринка? – удивился Кощей, оборачиваясь от окошка. – Что стряслось? Обыда послала?
Мелькнуло в памяти, как он учил различать птичьи яйца, как вышивать помогал. Он куда лучше Обыды учил, куда аккуратней: та всё черты, ризы вышивать заставляла, а Кощей показывал, как цветок живым сделать, шёлковым, как каплю росы не спугнуть иголкой.
Вспомнила, как первые подснежники оживлять пробовала, как Бессмертный жёлтые пушистые шарики протягивал ей на пальце, чтоб насадить на стебель: хрупкие, дунь – разлетятся, а на ладони белая пыль – полуснег, полусахар…
Вспомнила, как бессмертными маками одарил на четырнадцатую весну – видимо-невидимо их было в избе, сладко дышалось, сонно. А какие тянучки Обыда потом из семян пекла…
Закрыла глаза, выставила руку. Закололо под сердцем, и под ве́ками закололо, горячо и солоно стало во рту. Пламя собралось в тугой шар, совсем как в моток ниток. Подумала, что если ещё немного промедлит – рука не поднимется. Да и непросто будет одолеть Кощея в честном бою, много сил уйдёт. А силы сейчас нужны. Как никогда нужны. Сколько ещё впереди.
Швырнула огонь, выскочила из горной пещеры прямо в воздух, запечатала за собой гранит и упала на спину подхватившему её лебедю. Каменный треск долго ещё стоял в ушах, а в глазах мерцало лицо Кощея: удивлённые огоньки, взлетевшие брови. «Ярочка? Ярочка, ты чего?»
Ягпери точил меч.
Обыда рассказывала: лезвия он смазывает ядом, что вывели русалки. Назывался яд «Неторопливым прощанием». Русалки травили им незадачливых рыбаков, а Ягпери мечом резал любого немилого, кто случался в бору.
Маленькой Ярина боялась Ягпери, пряталась за печку, когда он являлся. Обыда говорила, что свистит он хуже, чем ветер в самой густой чаще. Но и чащу он лечит, и тьму вытягивает из земли, чтоб просторней рослось деревьям, кустам, цветам заповедным… Однажды под весну пришёл дух бора с первыми солнечными дарами: принёс капли дождя, снежное серебро, нанизанное на ленты. Обыда развесила ленты у окна, и целое лето, пока не растаяли стёклышки под тихим осенним солнцем, светили и звенели они, расплёскивали звонкий цветной блеск. Правда, после того как Ягпери Ярину к Чёртовой сосне увёл, Обыда его не жаловала…
Ярина зажмурилась, упёрлась ногами в землю. Соткала из гроз огненную змею и пустила вперёд. Змея качнулась, выросла, уколола Ягпери в темя, в самую родинку, в пятнышко вроде шишки, – тот и понять ничего не успел. Вскрикнул позади День.
– Чего клекочешь? На озеро полетели! – тяжело выдохнула Ярина.
ebooksa