Не хочу. Не хочу я этой доро́гой!
Так не ходи, Ярина! Отступись! Позволь мне…
Сердце подпрыгнуло до горла, и махом словно высосали полсилы. Ярина вырвалась, отбежала, кое-как выставила защиту от огненных пчёл, оплавила их в смоляные шарики. Смола полетела на землю, и там, где она падала, расходились по траве серые пятна.
Убить меня позволить? Вот уж не жди! Я всё знаю!
– Я тебя до последнего спасти хотела! Я всё сделала, чтобы мы обе остались!.. А ты! Ты!.. – с отчаянием закричала Ярина, срывая сухую малину со стебля, швыряя навстречу чёрной вороне, слетевшей с пальцев Обыды, разинувшей пасть. – Я тебя любила! Я тебя спасти пыталась, Обыда!
– Любила она! – рявкнула Обыда. – Любить – не яги дело! Что, ради любви ты стольких жизни лишила? Не ради любви мы живём – ради Равновесия!
Обожгло нутро; словно камнем изнутри ударили, выбили воздух, которым сотню лун дышала. Руки упали плетьми. Ярина почувствовала себя слабей той девчонки, что яга на мороз выставляла – чуять Лес, слышать воздух… Беспомощней, чем на кладбище, когда не понимала ничего, когда весь мир с ног на голову перевернулся…
Нет. Давно она не была той девочкой. И не поздоровится тому, кто захочет отослать её в чёрное ледяное озеро, кто захочет решить за неё, кем ей быть.
Вскинула руки, зовя из-под земли корни, с неба – звёзды, от всего Леса – силу. Всю себя вывернула наизнанку. С криком бросилась на Обыду, а та застыла, мигнула, пропала и вот уже вновь появилась за спиной. В тот же миг ещё одна Ярина возникла перед лицом Обыды, а та, что бежала на неё, обернулась рыжим колесом, разбрызгивая искры, помчалась быстрее.
Не сражение это было – танец. Оттого, что обе яги весь Лес чувствовали. И друг друга через него чувствовали едва ли не лучше, чем себя самоё. И боль каждой чужой была болью, и чужая боль – своей.
– Бед натворишь, визьтэм! Отступись! Не готова ты, не примет тебя Лес, Ярина!
Чёрное лезвие кольнуло в горло. Дыхание перехватило, весь мир сузился до сияющего острия, и мысли понеслись вскачь. Дохнуло тёмным крылом, мраком с той стороны Изрубья. Отнялись руки, онемели губы, Ярина встретила чёрный взгляд яги, со всей силы почувствовала и Лес, и жизнь, и землю, и небо. Толчком, болью вытянула изнутри силу, отвела остриё, мелким градом бросилась на Обыду.
Проскакал с гиканьем, разгоняя град, Тём-атае. Срубил с неба самые тёмные сумерки, надеясь остудить яг, успокоить. Но на поляне только жарче стало, запылали, треща, костры, яблони опустили ветви и занялись сухим пламенем.
Всю ночь бились бывшая яга и будущая. А когда погасли звёзды и стихла буря, Ярина с руками в крови по локоть шагнула из руин, из вздыбленной земли.
Обыда в последний раз поднялась во весь рост, страшно закричала – так, что Керемет отвернулся от поляны и вздрогнул на той стороне озера Звон Вечерний. Выше яблонь выросла, выше сосен; полыхнуло красным в глазах, почернел огонь, и посыпались с груди монеты, звеня, на лету обращаясь в пепел. Долгая тень легла на Лес. Ярина отступила, запнулась о корягу, упала…
Щекой вжало в землю. И такая навалилась усталость, и такой покой, что век бы лежала. А потом совсем у лица мелькнул наливной бок яблока: без морщинки, без пятнышка.
Тишина встала во всём Лесу.
Ярина протянула руку – пудовую, непослушную. Чуть-чуть не хватило до яблочка, близко, а не достанешь. Совсем как луна из горницы. Чуть-чуть. Чуть-чуть ещё… Пальцы прошлись по земле, оставили борозды, чёрные комки забились под ногти.
…Ярина почти дотянулась, когда День с клёкотом рухнул с ветки, схватил яблоко, обжигаясь, проглотил и упал замертво.
Полоснул по крылу солнечный луч, но не превратил птицу обратно в мо́лодца.
ebooksa