Обыда сложила на груди руки, мягко улыбнулась. Не было ни воспоминаний, ни яркого света. Даже цвет приглушило, осталась одна прохлада, без зла, без горечи. Вода трогала борта, вела лодку дальше, глубже…
Один только плач Ярины царапал слух.
– Не реви, глазастая, – собравшись с силами, попросила Обыда.
Легко, легко сделалось на душе и на сердце. Тело стало невесомым, как птичье пёрышко. Домики Шудэ-гуртын отразились в светлой воде, мелькнула на берегу знакомая фигурка с рыжей косой, пошёл крупный снег. Но и холода больше не было. Дальше, дальше уплывала лодка. Только покой. Бескрайний свет, тишина, волны. Никаких дум… Никаких тревог.
– Хватит уже. Не реви…
Шудэз, дэлэтэз, вань.
Отмучилась своё. Оттревожилась. Отучила. Отберегла.
Спи, прежняя яга. Лес и царевны с тобой.
Голос Ярины наконец стих. Обыда легонько вздохнула и закрыла глаза.
Ещё теплилась нить между ними, когда Обыды не стало.
Отплывшая лодка вырвала кусок, оставила в Ярине великую пустоту: нить, бывшая с нею всю жизнь, бывшая как сама жизнь, – оборвалась. Острая, животная боль – как у раненого медведя. Ужас – как под бездонным небом в снежном лесу.
…В полной тишине, в умытом рассветном сумраке шла Ярина домой. Лес замер: не щебетали в траур по Дню и Обыде птицы.
Зашла в родную избушку. Здесь пряталась от старых страхов, здесь училась, здесь с Обыдой варежки вязала, леденцы грызла. А теперь тишина такая, что давит на уши, на душу. Не скрипит метла, не поёт в чаще Гамаюн, не скребётся Коркамурт, не слышно плеска русалок. В окна гарь глядит, выжженная опушка. А руки – в крови.
Бросилась отмывать, но кровь только въелась глубже в пальцы, в лицо, в шею, пошла розовыми лепестками по коже.
– Качнула Равновесие, – как наяву услышала Ярина голос Обыды. – Конец теперь ему.
Зашептались, пробуждаясь внутри, чужие яги – слабые ещё, тихие. Ярина сумела унять их поначалу – и вдруг упало на плечи, пригнуло к земле всё, что случилось.
Все годы в Лесу развернулись влёт.
Ярина обернулась. Поняла, что натворила. Окаменела от ужаса.
…Так сама вела первые гладиолусы к солнцу, к свету; дорожку сыпала крошками и пыльцой, нашёптывала, подкармливала, гладила лепестки. Тянула вверх – а они ушли вглубь, к корням, и цветы распустили под землю, в чёрные лабиринты сырой почвы. Всё было к тому, чтоб бутоны вспыхнули ввысь, к небу. А они ушли вниз. Как сама Ярина.
– Что теперь? – тихо спросила она. Слабо позвала: – Корка! Корочка…
ebooksa