А за околицей – тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

Домовой не откликнулся. Никто не откликнулся.

Взошло солнце – дикое, красное, растопив тучи. И не скрылось и в полночь. И не запели в тот день птицы, и поднялась метель – лютая, зимняя. Всю ночь Ярина просидела у самовара, и мелькали в памяти пещера Кощея, озёрные коридоры, бездыханные русалки, Сирин, обернувшаяся змеёй… Плачущая Обыда.

– Что теперь?..

Упёрлась локтями в стол, лбом – в кулаки. Сквозь путаные тяжёлые мысли, сквозь вязкий мрак пробивалось: «Конец Равновесию».

Не может такого быть.

Лжёт Обыда.

Ярина ведь не этого хотела, губя Лесных тварей. Не этого вовсе! Хотела только, чтобы обе, обе остались!

– Я силу лишнюю хотела из Леса убрать. Думала, если не станет других волшебных тварей, на нас с тобой останется! И обе сможем остаться. Обе! Обыда!

Никто не отозвался.

– Обыда!..

Качнула Равновесие. И время заморозить не подумала… И о том, что царевна вмешаться может, не подумала! А лето мелькнуло одним мигом – красным, натянутым, как тетива, сжатым, будто узел. О Равновесии ли мысли, когда убивать страшно, а умирать ещё страшней?

Всё зря. Всё напрасно…

Бросилась к Обыдовой книге, не зная, как вернуть, что делать. А книга-то и не открывается – запечатана.

Обожгло печатью руки. И тотчас всколыхнулось в памяти, совсем как когда Белым Пламенем обожглась:

– До Мёртвого колодца не добежишь, до Живого тем более.

Нужна настоящая вода: Живая, Мёртвая! Чтоб оживить Кощея, Вумурта, всех Лесных тварей… Чтоб вернуть Равновесие. Такая нужна вода, какую только в Хтони найдёшь.

Ярина подбежала к чёрной двери, застыла. Помедлила мгновение. Стоило протянуть руку, как дверь, будто изморозью, покрылась тончайшей сталью в узоре из лебяжьих перьев. Прошелестел День:

– Не ходи в Хтонь!

Ярина закрыла глаза, заткнула уши, растопила сталь, толкнула дверь. Скрипнули древние рассохшиеся доски, легко на смазанных петлях отошла створка, зацепила косяком каразею на старом зеркале. Ударило сырым вихрем.

Яга оглянулась – отразилась в зеркале девушка со свечой. Обернулась – стоит она на крыльце, на пороге заросшей мрачной тропки. Отзываясь на качающийся огонь, вспыхивают в чаще болотные цветы. Стонут над головой сосны.