– Мыслями. Про себя. Можешь стишками своими, стишки у тебя хорошо получаются.
Ярина посмотрела на ягу настороженно: не шутит ли? Поди, те, что они с Коркой сочиняли, припомнила?..
– Не шучу, глазастая. Возьми в руки, подыши на тесто и попроси.
Ярина взяла комок в ледяные ладони, подняла к лицу. Закрыла глаза, складывая слова. Закрыла глаза и Обыда – складывая заговор. Прося у Инмара, у Леса доброй дороги в Хтони.
Столько наготовили перепеч, что и к ночи сытный, густой запах не выветрился. К полуночи Ярина уснула, не расплетя кос. Обыда до света ходила, подметала, вытряхивала из углов крошки лука, болтала потихоньку с избой. Никак не спалось.
– Что ж она слабенькая такая? – прошуршала изба. Подтянула половик к печи, чтобы, проснувшись, Ярина спрыгнула не на холодный пол. Вздохнула: – Всё мёрзнет.
Обыда шикнула: не шурши, разбудишь. Погладила стену, похлопала по низкой балке. Поставила Коркамурту плошку со сладким молоком, покрошила хлеба. Избе тихонько ответила:
– Да сама не пойму. В метель попала – слегла. Под дождём побегала – расхворалась…
Подошла к печи, подержала Ярину за запястье, прислушиваясь к оберегу из паучьей травы да паучьей нити. Не зря нить добывала: хорошая паутинка вышла, держится, ничего не подпускает снаружи. Но беда-то изнутри идёт, такую травой не перекроешь. Что-то больное, липкое мешает, жжёт… Постоянно хворает девчонка. Обыда и в прошлое Яринкино глядела, и память её трижды запирала накрепко, чтобы ни сна, ни словечка не просочилось из прежней жизни. А всё же мешало что-то, и с каждым днём сильней. И чем дальше, тем слабей становилась ученица, хоть и старалась изо всех сил, и над книгами сидела до самой ночи, и с Коркой подружилась, и травы растила во дворе, и чары накладывала без изъяна.
– Ладно, – сама себе сказала Обыда. Вдохнула, выдохнула, резко проговорила: – Без каменного огня не вытянуть. Надо раздобыть.
Но как? Самой в Хтонь уйти, а Ярину дома оставить? Ни за что, хватило и в прошлый раз страху. Значит, придётся с собой взять. Но слаба, слаба ведь, как былинка. Все средства, что Лес мог дать, Обыда испробовала. Одно осталось – крепкое, всегда прежде выручавшее. Но рано, рано… И сама ещё не уверена в ученице, и Ярина пока, поди, не потянет. Да что толку думать-гадать, если выбора нет?
– Ярина, вставай, – позвала Обыда с рассветом, задвигая в печь котелок. – Трудный сегодня день будет.
Ярина высунулась из-под одеял, повела худыми плечами. Взяла гребень, шустро расчесалась и тут же начала перебирать пальцами, заплетая косу. Обыда давно приметила: дай девчонке волю – часы напролёт расчёсываться будет. Не прихорашиваться – зеркал обычных в избе не водилось, – а просто водить по пшеничным волнам сначала мелким гребешком, затем покрупней. Иногда Ярина вплетала в косы цветы; порой выходило красиво, а порой – ну совсем как Нюлэсму́ртовы[38] мавки на новую луну обряжались.
Обыда присматривалась, да не спрашивала; глядела, что за цветочки собирает ученица, следила искоса, какие заплетает к вискам, какие по низу косы, какие – на макушку. Поделилась однажды с Кощеем – тот явился с просьбой яйцо в Хтони проведать, да слова не успел вымолвить, как Обыда зачастила:
– Не как попало берёт цветы-то Яринка. Не лукр-лакр[39]. Всё с умом: к вискам бессмертник в защиту[40], на макушку мак-утешение[41], на косу любисток[42], калину-терпение[43], холодок, долгое лето. Откуда поняла, где чего нахваталась?
– Так, поди, в книге твоей вычитала? Листок вырванный нашла? – усмехнулся Кощей. Обыда хлопнула его по костлявой кисти:
– Ещё чего! К книге я её не подпускаю без надзора… Сама, видать, догадалась. Слабенькая, а голова-то на плечах. А может, в прошлом её дело: богинки-то тоже ведь всякое-разное в волосы заплетают.
…Сидя на печке, сосредоточенно сопя, Ярина быстро собирала косу, вплетала в пряди одну травку за другой.
– Чего молчишь? – спросила Обыда как бы между прочим. – Хоть бы «доброе утро» сказала.
– Доброе, – смутно улыбнулась Ярина.
ebooksa