…Хотя солнце ещё не вошло в полную силу, а до сумерек и вовсе было далече, Обыда затеплила лучину. Подбросила угли в самовар, по второму разу вымела все углы, перестирала скатерти, полотенца. Застелила постели, выбила подушки, замесила полный таз душистого теста. Спрятала передник в ларь, вынула свою шубу, вытряхнула Яринкину шубейку. Достала красные ленты, красные сапоги – тёплые, на заячьем меху, с нарядной опушкой. По тропам Хтони в валенках далеко не уйдёшь.
Чуя настроение хозяйки, помня, к чему такие приготовления, изба тихонько вздыхала, скрипя соломой. Наконец спросила:
– Что? Неужто с собой возьмёшь-таки? Лес на кого оставишь?
– Я время в тебе заморожу.
Изба заржала, как заправский конь, фыркнула лошадиной головой на коньке крыши – так, что скакун Красного Дня, которого Ярина кормила сахаром, вздрогнул и поперхнулся.
– Никак без этого? – наконец жалобно спросила избушка. – Может, обойдётся?
– Может, и обойдётся. Но боюсь, кабы беды не вышло. Не те уже силы, чтобы Лес поднять, если что случится. Что уж, избушечка, раз стоишь на перепутье, такая твоя судьба.
– Надолго? – протяжно вздохнула изба.
– Да ты и не почувствуешь. Посидишь, подождёшь. Сама говорила, в тишине хочешь побыть, чтоб никто не шуршал, не вошкался. Это для нас время пойдёт своим чередом в Хтони. Для тебя быстро пролетит. Вернёмся – ты и помнить ничего не будешь.
– А не вернётесь?
Обыда зашуршала оберегами в костяной шкатулке. Ниже склонилась над сундуком.
– А не вернётесь? – громче повторила изба.
– Ты всё одно ничего не почувствуешь, – желчно ответила Обыда. – Думаешь, не позаботилась я о тебе, что ли?
– Но вы уж постарайтесь всё-таки осторожненько…
– Да уж постараемся.
Обыда опустила на лавку тяжёлый каменный браслет, брякнула сверху свёрток с ожерельем из оправленных в бересту родниковых капель. Долгое время обе – и изба, и яга – молча занимались своим делом. Избушка кряхтела, ворочалась в травяном гнезде, стараясь, чтобы не слишком высовывались наружу мозолистые лапы. Обыда точила нож с узором на рукояти, крепила к монисто речные ракушки. Когда выдвинула из угла ступу, изба нерешительно подала голос:
– Морозить-то, поди, больно.
– А что сейчас чувствуешь?
– Ничего, – нехотя ответила изба, легонько поводя коньком; связки ландышей под потолком заплакали сухими лепестками.
– Нутром ничего. А двором что?