А за околицей – тьма

22
18
20
22
24
26
28
30

– Да что с тобой? Сон не отпускает?

– Сама не пойму, – вздохнула Ярина, набрасывая поверх сорочки платок. – Избы какие-то виделись… Огромные, ни звёзд, ни леса не видно. И людей полно – вроде как я, как ты, а вроде другие совсем.

– Говорила тебе: снов своих никому не рассказывай! А что видела, забудь, – махнула рукой Обыда. – Куда ночь, туда и сон. Иди умывайся, глазастая.

Вытряхивала вышитое полотенце над корытом, глядела, как Ярина плескает водой в лицо, а у самой руки дрожали. Неужели напрасно, неужели опять напрасно из Леса жилы тянула, память Яринину запирала? Неужели приходит-таки, сочится по капельке – не в яви, так во сне?

– Ладно. Ладно.

– Что ладно?

– А ничего, глазастая. Так, мысли-мыслишки.

Ярина улыбнулась бодрее, и Обыда добавила про себя: «Сходим в Хтонь – всё на свои места встанет. Девчонка после такого о прошлом и думать забудет. Каменные огоньки в киселе растолку, выпьет – все хвори отойдут, дух окрепнет. Будет яга всем ягам на зависть, Лесу на помощь и на диво».

Выпив мяты, Ярина привычно направилась к своему сундучку за вышивкой, но Обыда покачала головой:

– Сегодня другие у нас дела с тобой. Да и гость на пороге. Открой-ка.

Ярина, поднатужившись, потянула тяжёлую скрипучую дверь. Из тумана шагнул в избу Бессмертный. Подбой плаща, на который налипла хвоя и мелкие красные лепестки, звякнул о половицы. Рассыпая дождевые капли, Кощей кивнул Обыде, присел, скрипнув коленями, перед Яриной.

– Хорошо, что успел. Я тебе, Ярочка, подарок принёс. Погляди.

Протянул Ярине крохотный берестяной коробок, а сам вскинул голову на Обыду. То ли разрешения спрашивал, то ли извинялся: никогда по нему не поймёшь. Глаза – другое дело; глаза всю правду говорят, как ни скрывай, их только чёрная ночь потушить может. А глазницы Кощеевы… Кто его знает, что он там себе думает. Прочуял, вон, что опять в Хтонь собралась, да ещё не одна. Обыда вздохнула, кивнула: дари, мол, раз принёс.

Ясно-понятно, что прощаться пришёл. Боится, как бы навсегда не ушли. Как бы навсегда не ушла Ярина, как с Марийкой было, с Яной, с Чимой…

Ярина между тем раскрыла коробок и заглянула внутрь. Вытряхнула на ладонь осколок – острый, чёрный, как уголь с алыми крошками.

– Огонёк неяркий, зато нигде не погаснет. Ни на каких тропах тебя не оставит.

– От своей короны, что ли, отломил? – изумилась Обыда.

Ярина разглядывала осколок, вертела так и эдак, перекладывая из ладони в ладонь: горячий.

– Нравится?

Подняла глаза на Кощея, улыбнулась ласково, светло, совсем как в первые дни в избушке.