Дмитрия Ивановича перебил тост. Он выпил налитое ему вино и оглядел беспорядочный стол. Заметив, что его взгляд остановился на банке с перцем, Карпухин предупредительно подхватил тарелку Зарубина. Впоследствии он не мог установить точно, когда возникла эта идея — у кровати Золотарева или уже за столом. Во всяком случае, идея оказалась властной и напористой. Сам автор, породив ее, был бессилен бороться с ней трезвым оружием критики.
Накладывая перец в тарелку Зарубина, Виталий незаметным, шулерским движением достал из кармана лопнувший красный шарик и утопил его в соусе.
— Братва, — пробасил Сашка, — мы затеяли с Аллой поездку по реке. Кто против?
Зарубин присыпал длинными мягкими волосами лысеющую макушку. К сожалению, он дежурит вместо Великанова, должен ему одно дежурство. Может, Коля, известный своим рвением к хирургии, еще раз?..
Дима подцепил на тарелке нечто, похожее на красную резину, и отправил всю порцию в рот. Долго жевал, хитро поглядывая на Великанова.
Карпухин изумленно протер очки. Он никак не ожидал, что блюдо сойдет по первому сорту.
— По-моему, в перце была резина, — осторожно предположил Виталий.
— Ага, — беспечно согласился Зарубин, — и мне показалось…
— Что ж ты не выплюнул? — раскаянным шепотом спросил Карпухин.
— За столом, в присутствии девушки? — удивился Дима.
«Ну и черт с тобой, тянучка», — подумал Виталий, а вслух предложил:
— Давайте споем, ибо от сухого вина осталось мокрое место.
Он поставил бутылки под стол и повернулся к Саше.
— Давай! — потребовал Глушко.
Карпухин хорошо приладил гитару на коленке, но прежде чем начать, мечтательно поведал:
— Когда у меня будет сын, я ему по понедельникам буду петь «Колыбельную» Соловьева-Седого, по вторникам — «Колыбельную» Хренникова, среда будет за Дунаевским, четверг отдадим Блантеру, только про Сталина выкинем куплет, в пятницу будем петь Мокроусова, по субботам — Колмановского Эдуарда Савельевича, а в воскресенье разучим «Колыбельную» Тани Федькиной.
— А Моцарт? — спросил Дима, который тоже кое-что понимал в этом деле.
— Я человек современный, — отмахнулся Виталий и взял для начала немыслимо диссонирующий аккорд.
Пели много, по очереди кружили Аллу по комнате. А когда надоело, Карпухин помотал уставшей кистью, отложил гитару и взял у Великанова сигарету. Спросите, почему Карпухин загрустил? Ничего вам не ответит Карпухин, но вы по глазам догадаетесь. Даже имя ее прочтете по глазам.
Скрипнула дверь — ее открыло сквозняком, и сразу запахло известкой, отсыревшими стенами и утренней свежестью. Зарубин сложил кусок газеты и прижал его дверью.