Аистов-цвет

22
18
20
22
24
26
28
30

Бежит Сильвунко, гонит корову. Опоздал. Но почему он так гонит? Вот он уже поравнялся с Иванко.

— Иванко! Иванко! Идем в город. Вот я сейчас загоню корову. Убили…

— Убили? — Иванко широко раскрывает глаза. Но Сильвунко уже не видно.

Темнеет. Сероватые тени качаются над хатами, змеями свиваются возле заборов.

И вдруг великий страх пронизывает его, а из груди вырывается: «Мама!», и от этого слова еще больнее что-то хватает за сердце, а в мыслях встает мама с измученным лицом, с запавшими глазами, с узлами на плечах.

Пролетел ветер и сровнял песок. И там, где была нарисована Маринцина голова, теперь ровное гладенькое место.

Уже Сильвунко вернулся. Он держит большой кусок хлеба, смеется и зовет Иванко:

— Пойдем. В городе полно народу. На костеле, на церкви, на гмине[3] висит черный флаг.

Черный флаг!.. И от этого в глазах Иванко становится темно, будто завесил их кто-то черным покрывалом.

Тут открывается дверь, и с плачем выбегают Гандзуня и Петрик. В хате закатывается Юлька.

И снова Иванко замечает, что люди плывом плывут в сторону города. Стоит и не знает, куда ему идти — к Юльке или за Сильвунко. Люди бегут, и никто не обращает на него внимания.

— Пойдем! — доносится издалека. Иванко хочет пойти в хату и взять ребенка, но ему почему-то страшно.

— Пойдем в хату вместе, — говорит он детям.

Из огорода выбегает Маринцина мать.

— Мы боимся идти в хату, — говорит Петро. — Мамы еще нет.

Соседка идет в хату, выносит Юльку, а Иванко видит тревогу в ее глазах, и от этого ему еще больше становится страшно, а из глаз текут слезы.

— А ты почему плачешь? Стыдился бы! Мамы нет — придет. Смотри, Юлька маленькая и та перестала плакать! А ты такой большой и ревешь!

Юлька сидит на земле. Всплескивает ручками и смотрит нежно в заплаканные глаза Иванка. И от этого еще больше сжимается сердце, тоска обливает щеки крупными зернами слез.

Соседка ушла. Улица пустеет. Тишина… И только металлически отчетливо звякают детские голоса.

— Мы боимся, мамы нету!