— Ты, Дозик, не тужи, что тебя не взяли в легионы, и не думай, ради бога, что тебя нашли негодным. Папа, папа о тебе постарался, чтоб тебя не записали. Уж он нашел, как это сделать. Разве ты кривой или слепой или, может, у тебя чахотка? Парень — первый класс! Тебе, Дозик, о другом придется думать, о том, чтобы меня сменить, а не подставлять голову под пули. Есть кому это сделать. А ты, моя детка, нужен, чтобы творить историю нации на других путях. Не там, куда можем посылать хлопов.
Пан Юлиан, наверно, чуточку опьянел, потому и говорит таким растроганным голосом.
«А жизнь пошли губить Мирослав и Сень», — выстукивает в голове Текли. И эти мысли срывают улыбку с ее губ и приковывают с блюдом в руках к месту. Как она войдет, как покажется на глаза панам без улыбки? И Текля стоит в коридоре и не может ступить дальше и шага. Пани Стефа, выйдя из кухни, настигает ее.
— Святая Михальда! — Она так громко всплескивает руками, что из гостиной выбегает встревоженный Дозик.
— Мамочка, что случилось?
И тут он видит Теклю с жареным гусем на большом блюде, а за нею стоит его мама, высокая, раскрасневшаяся — целая и невредимая.
— Ты, наверно, испугалась, что она гуся не удержит? Она, мамочка, славная девушка, такая красавица! — говорит он радостно и тащит Теклю в покои.
— Смотрите, смотрите! Вот наша горничная, у которой целых два брата пошли в сечевые стрельцы!
— И станут героями Украины, — говорит торжественно пан Юлиан.
Текля хочет поскорей поставить блюдо на стол, боится уронить его на землю.
— Видите, какая краса! — никак не может успокоиться Дозик.
— Да, наш народ красотой не обеднен, — бросает кто-то из пожилых гостей.
— Еще бы, еще бы! — подхватывают все, кто сидит за столом. И уже летит с их губ множество всяких высоких слов про украинский народ. Но Текля всего этого уже не слышит — стоит как вкопанная перед глазами панов.
— А что твои братья пишут? Как добывают славу для Украины?..
Эти слова словно пробуждают ее. Не разбирает, кто спросил, но слышит ясно, и они вырывают из глубины души боль. Теперь ее ничем не остановить, она так рвется из груди, так подступает к горлу, что можно лишь кричать. И Текля кричит:
— А куда бы и откуда они могли написать? Из могилы? Да ведь и могилы нет, разорвало их на части. Мать моя — в Дунае Мирослава ищет. Ой, ой, паны! Куда, зачем зазвали вы наших хлопцев? На смерть?
— Стефочка, да это же какая-то полоумная. Кого ты в наш дом привела? — подступил к жене взбешенный и обескураженный пан Юлиан.
А как удивлены, как разочарованы гости. Панство мое! Да разве это приятно отправиться в гости, а попасть на такую историю? Надо собираться домой.
— Да что вы, панове золотые, — хочет успокоить их пан Юлиан. — Стоит ли обращать внимание, как голосит какая-то холопка? Можно ли так уходить, так меня обижать?
А пани Стефа уже потащила Теклю из покоев, срывает с нее белый фартучек, достает платок, который Текля принесла с собой в ее дом, кладет туда что-то из печеного, вареного, чтобы не болтал хлопский язык, что пани была несправедлива. Тычет в руки Текле какие-то крейцеры и испуганно говорит:
ebooksa