— Тато! — Маринця сжала его руку. — Тато! Люди говорят, что возвращается война и Австрия будет всех резать!
Возле церкви было уже полно людей. Посредине стоял поп, который пришел с русским войском и начал было обращать униатов в православных. Большинство людей в местечке стали православными и мечтали о богатой России, где всем людям хватает и земли и хлеба.
Рыжие, клочковатые волосы попа свисали на шее, заплетенные в маленькую косичку, которую, похоже, никогда не расчесывали.
Вокруг попа стояли люди.
Вот Петро Даниляк. У него есть хатенка, шестеро детей и ни клочка поля. Он тоже мечтает о России.
Павло Сметана испуганно прислушивается к тревожным поповским словам, от которых на сердце каплет боль. Он богатый и очень тужит по своим полям и лугам, которые должен оставить, потому что москвофил и, если вернутся австрийцы, его возьмут под арест.
И много толпится вокруг попа людей испуганных, встревоженных и освещенных надеждой.
Ветер теребит рыжие волосы попа, колеблет листву на церковных липах. Поп вылущивает из беззубого рта слова, как гнилые орехи:
— Воля вседержителя, всемогущего нашего императора, приказать войскам возвращаться в Россию. Наш злейший враг немец и австрияк идет. Скоро он будет здесь!
Крик стоит среди людей. Голосят женщины, а за ними дети.
Трепет, как осенняя изморось, отражается в глазах мужчин.
— Тато! Возвращается война, — Маринця ловит руку отца, как последнюю защиту, и заливается громким плачем.
— Идите в Россию! Царь добрый вас приютит. У нас много хлеба и земли!
Глаза Проця искрятся, и он обращается злобно к Маринце:
— Перестань! Чего ревешь?
Земля! Хлеб! В его мечтах — желанный далекий край.
К толпе летит Проциха. Ее причитания слышны издалека, как тоскливое завывание, и люди стихают. Проциха бежит, запыхавшись, к людям, выпирая вперед свой большой живот.
— Ой, людоньки! Что же мы будем делать? Да как же нам свою землю покинуть?
Проциха протискивается между людьми, губы у нее бледные, с них каплет слюна и стекает по сорочке на большой живот. Люди расступаются, молчат, и даже Маринця затихает от маминого плача. А Проциха уже рыдает тяжко, громко, и оттого еще тяжелее тишина среди людей, словно все они сложили все свои беды в единый стон Процихи.
— Людоньки, милые, увидимся ли мы с вами в тех мирах, что стелются перед нами великой дорогой?
ebooksa