— Глупая, тато говорили маме, что Маринця ушла с Курилами, а тато не хотели ее догонять. Где-нибудь на границе должны будем с нею встретиться.
— А Сметаниха говорила, что Маринця потерялась и потому тато пришли такие грустные.
Стефанко, который остался возле мамы и ребенка, позвал:
— Мама стонут и просят, чтоб вы пришли.
А когда дети прибежали, Стефанко сказал:
— Мама говорят, нарвать им листьев, чтоб приложить к голове, очень болит.
Василине высыпали на дерюжку недоеденные ягоды.
— Будешь класть маме на губы по одной земляничке, чтобы горячка меньше сушила. Так тато приказали, — говорил Федорко.
— А ребеночку тоже, если будет плакать?
Федорко замахнулся и хотел ударить Стефанко, но тот закричал, и мама открыла глаза.
— А почему он хочет давать ребеночку землянику, если у него еще зубов нету?
Ребенок проснулся и начал плакать. Мать хотела подняться, чтобы взять ребенка на руки, но не смогла.
— Ты, Федорко, не бей братика, он маленький и еще не знает, как за ребеночком ходить. А если ребеночек плачет, так возьми и посмотри на него, мама не может подняться. Может, надо сухие пеленочки подложить.
Федорко разматывал ребенка и подкладывал под него сухие тряпки, а потом спросил:
— Может, вытащить у вас из груди титьку и приложить ребенку, чтобы сосал?
Губы Процихи бледно и болезненно искривились в улыбке. Она покачала головой и тихо сказала:
— Сыно мой мудрый! Моя детка золотая! Если ребеночку дать что-нибудь есть, он сразу умрет, у него еще кишечки тоненькие и порвутся.
— Значит, он должен быть голодным?
Мать покачала головой и закрыла глаза. Федорко завернул ребенка, сложил губы нежно и причмокнул ему, как чмокают грудным детям.
— Спи и не плачь, а то ворона украдет!