Чтобы согреть детей хоть немного, он бежал за ними, стараясь улыбнуться:
— Бегите, а то схвачу! Ой, схвачу, схвачу! И кого схвачу, отнесу Дунаю и скажу: «Дунаю, Дунаю, тебе своих детей поручаю!»
И хлопал в ладоши, а когда дети, вялые и промокшие, переставали бежать, опять хлопал, чтобы бежали.
А когда дети отбегали чуть подальше, говорил сам себе вполголоса:
— Пусть побегают, пусть — такие тучи и такой дождь как бы не упал на грудь сухим кашлем. Ведь если случится такое, все свалятся здесь и начнет их палить горячка. А разве я найду здесь, где их положить или дать им что-нибудь хорошее съесть? Так и посохнут здесь на твоих глазах, и запечется тебе навеки их хрип в груди.
— А у Мисько, оказывается, ноги резвые, ох резвые! Такого конька никто не перегонит. А Гелю вот сцапаю. Цап, цап, цап!
И он опять хлопал в ладоши, и дождь стекал с его головы на нос, журчал по рукам.
Когда вот так Рондюк бегал, припадая на одну ногу, вымокшая Рондюкова сидела среди тряпья и не двигалась. Подошла соседка Оленка Бойчиха и сказала:
— Кумо, да скажите нам что-нибудь, вынесите наверх хоть несколько слов, ведь там, внутри, они слипаются в великую тоску и человек делается как дурной. Всем нам тяжко, но если есть в тебе большое горе, надо его вытащить из груди и пустить на ветер. Скажите нам что-нибудь, вы же сегодня не промолвили ни слова.
Рондючка равнодушно качнула головой, смотрела куда-то в одну точку, и отчаяние пылало в ее широко открытых глазах. Дождь переставал идти, и дети, усевшись возле запыхавшегося Рондюка, спрашивали:
— Тату, а где спит цисарь?
— О, спит он на золотой постельке, а вокруг него, как ангелы, стоят маленькие мальчики и машут шелковыми веерами, чтоб мушки не садились.
Дети задумались, веки их сонно отяжелели, а вокруг земля была мокрая, все белье, связанное в узлы, намокло, кожа их, хорошо сполоснутая дождем, покраснела и как будто светилась.
Рондюк вытащил из узла большое одеяло, обмотал всех троих и сказал:
— Кучкой, кучкой садитесь, потеснее — вот и нагреетесь!
— Тату, а Текля наша, не будет уже к нам приходить? — спросила Геля.
— Почему же не будет? Будет, если захочет.
— А та пани, что забрала ее к себе служить, разве ее пустит?
Егорчик и Мисько уже дремали, и Геля перестала расспрашивать — тоже склонилась головкой к Миську, чтобы спать. Теперь дети не ссорились — приклонив головы друг к другу, спали.
Рондюк посмотрел на жену. Она сидела так, будто ничего не видела, и он не смог выдержать ее взгляд — обмотал детей тряпками и пошел пройтись. И с каждым шагом глаза жены, как два камня, падали ему в грудь и ранили, ранили.
ebooksa